Том 4
Шрифт:
Тут же невдалеке было несколько арабских лавок; возле них сидели на широких низких скамьях смуглолицые купцы в пестрых одеждах и в намотанных на головы белых и цветных тюрбанах.
Два человека упрямо шли через толпу, расталкивая встречных. Некоторые признавали их, делали быстрый шаг в сторону и, снимая шапки, кланялись в пояс.
— Это, кажись, князь Александр со своим племянником?
— Будет врать-то! Какой племянник? Вишь, парнишка-то совсем захудалый. Это Семка, рыбацкий сын.
— Какая им тут надоба?
Мальчик Семка быстро шагал, стараясь поспевать
— Шагай, шагай, Семка! — подбадривал Александр. — Еще много тебе предстоит трудов впереди. Если хочешь стать смелым воином, надо сперва книжной премудрости хорошенько обучиться.
— Шагать и на коне скакать я могу, а вот читаю еще еле-еле, — со вздохом сказал мальчик.
Они подошли к Софийскому собору. Александр, нагнувшись, постучал в маленькое окошко пристройки, где жил звонарь. Из низенькой двери вышел старик и радостно приветствовал князя:
— Свет ты наш Ярославич! Какая забота тебя привела сюда? Чем могу послужить тебе?
— Отопри звонницу. Мне надо подняться на колокольню.
— Сейчас, княже, сейчас! — бормотал звонарь, гремя ключами и открывая тяжелую, обитую железом дверь.
— Семка, иди за мной! — сказал Александр и стал подниматься по очень узкой лестнице, придерживаясь рукой за сырую каменную стену.
Они прошли два пролета, затем пришлось идти по крутым приставным деревянным лестницам. Когда они достигли верхней площадки, над ними с сухим шорохом пролетели испуганные вороны. Летучая мышь, скользнув, метнулась в сторону. Александр подошел к перилам и долго молча смотрел вдаль. Мальчик с особым любопытством стал осматривать большой медный колокол и постучал по нему рукой. Александр сказал:
— Вот этот колокол — в Новгороде наш господин и хозяин: начнет говорить — всех поднимет.
Прямо перед ними расстилался весь Новгород. За ним тянулась бесконечная даль синих лесов, лугов и пашен. Точно беседуя сам с собой, Александр заговорил:
— Отсюда виден весь наш и буйный, и прекрасный, и непокорный вольный Новгород. Все у нас мощное, сильное, хочет жить по своей воле, и сюда мы не допустим пронырливых чужеземцев с жадными руками. Вон там, направо, совсем вдали, раскинулось большое богатое рыбное озеро Ильмень. Оно всех нас кормит. Из того озера и вытекает многоводный глубокий Волхов. Он разрезает Новгород пополам. Эта сторона, где мы стоим, называется детинец и Софийская сторона, а другая, по ту сторону Волхова, зовется Торговой. Там живут бесчисленные торговцы и их подручные, искусные ремесленники с учениками. Там находится большая часть работного люда новгородского.
Семка жадно слушал, разинув рот и посматривая то на Александра, то на раскинувшийся город. Князь продолжал:
— Ты видишь, какое богатство, какая сила в нашем Новгороде! Точно лучами от святой Софии уходят вдаль улицы, и в каждой улице — сотни домиков. И все это новгородцы создали своим горбом, своим домыслом, своими руками…
— А сколько людей в Новгороде! — прошептал Семка. — Поди и не сосчитать! Ежели каждый возьмет топор и сулицу, так никто нас не одолеет! Никакая вражья сила!
— Верно, верно, Семка! Только надо, чтобы все крепко
Снизу послышались крики:
— Княже Ярославич! Спускайся скорее! Вести больно тревожные пришли!
На площадку взобрался дружинник. Высокий Александр наклонился к нему, и тот ему что-то прошептал на ухо.
— Ладно, ладно, — сказал Александр. — Иду. А там видно будет.
Все трое стали быстро спускаться со звонницы.
Евстафий был доставлен в Новгород вскачь, сперва на Городище, к самому крыльцу княжеских хором, а когда князя там не оказалось, то все помчались к Софийскому собору, куда князь Александр собирался с утра. Молодой князь вышел из низкой двери колокольни и, сдвинув брови, покосился на спавшего Евстафия.
— Кто это? Не признаю что-то!
— Что ты, князь-батюшка! Ведь это с Ижоры, старый охотник и рыбак Евстафий. Его прислал сюда старшина Пелгусий. Вот очнется, так он тебе расскажет такое, что быль от небылиц не отличишь.
— Чего же он лежит как мертвый?
— Признаться по совести, мы его в последнем селении Долгушине напоили малость, а то боялись, что не довезем.
— Для чего вы все же ко мне его привезли?
Александр подошел к люльке и наклонился к лежавшему:
— Ты зачем ко мне примчался, старче? Что за кручина тебя погнала?
Анютка, сидевшая на переднем коне, крикнула:
— Дедушка видел, как на реку Неву корабли вражеские приплыли!
Евстафий медленно приходил в себя.
— Да неужто я вижу тебя, свет наш ясный, Александр Ярославич? — зашептал он. — Вызволи меня из этой посудины… Недобрые вести привез я тебе.
Александр схватил Евстафия в охапку, вытащил из люльки и усадил на ступеньке собора.
Рассказ Евстафия о приплывших иноземных кораблях заставил глубоко задуматься Александра.
— Ты, старик, доброе дело сделал, что на борзе [45] примчался сюда и сгомонил меня. Это пришел враг сильный, злобный и безжалостный. Мы должны его принять в мечи и топоры… А вы откуда будете? — обратился он к сопровождавшим Евстафия парням.
— Мы тебе еще в придачу грамотку привезли.
И парни рассказали, как их схватили иноземцы, привели к прибывшему знатному воеводе и как он приказал передать грамотку в собственные руки князя.
45
На борзе — поспешно.
Один из парней достал из-за пазухи тряпицу. В ней он сберег письмо ярла Биргера. С удивлением князь Александр развернул послание, написанное на узком листе пергамента и завязанное красным шнурком с висящей синей восковой печатью. Там было написано четким, видно, умелым росчерком и затейливыми буквицами:
«Князь Александер! Если можешь — сопротивляйся! Но я уже здесь и пленю землю твою. Ярл Биргер».
Александр выпрямился и оглянулся. Подозвал двух дружинников, обычно его сопровождавших, и сказал одному из них: