Том 4
Шрифт:
Вече шумело. Однако крики еще более усилились, когда бояре стали требовать появления на вече победителя — непокорного и самовольного князя Александра Ярославича. За ним отправились выборные, и скоро все увидели знакомую высокую складную фигуру Александра, шагавшего в сторону вечевого помоста. Общее ликование и крики вызвал шедший за князем дружинник Гаврила Олексич в шведских желтых сапогах выше колен с огромными золотыми шпорами.
— Гляньте-ка, наш Гаврила нарядился свейским боярином!
Александр поднялся на каменный помост и сперва как будто равнодушно выслушивал обвинения, с которыми
Александр высоко поднял руку, и по всей площади пронеслись крики бирючей:
— Слушайте, вечники! Тише, православные! Князь Александр Ярославич вам слово скажет!
Толпа сгрудилась еще теснее. Александр выпрямился и заговорил медленно и четко:
— Господин Великий вольный Новгород! Вы сами меня призвали править вами. Думал я сперва, что разговоры наши будут толковые, деловитые… А мне приходится слушать здесь всякий вздорный лай бессовестных подвывал. Не будь здесь такого шума, то вы бы все услышали, как в глубоких карманах некоторых переветников звенит серебро, которое им туда отсыпали немецкие или шведские торговые гости… Честно ли я сделал, что побил иноземцев? Пусть один из вечевых писцов прочтет вам ту бесстыдную грамотку, какую прислал мне вражеский воевода, зять шведского короля ярл Биргер.
Александр вынул из-за пазухи свернутое в трубку шведское послание с болтавшейся на шнурке синей печатью, развернул его и передал подошедшему старому писцу. Тот приблизил грамоту к глазам, зычно крякнул и, откашлявшись, стал читать громким, сиплым голосом:
— «Князь Александер! Если сможешь — сопротивляйся! — Писец остановился, посмотрел направо и налево, покачал головой и, снова кашлянув, продолжал: — Если можешь — сопротивляйся…» Вот оно как! «Но я уже здесь и пленю землю твою! Ярл Биргер».
Несколько рук протянулось, желая взять грамотку, но писец оттолкнул их локтем и вернул письмо Александру. Тот снова обратился к вечу:
— Слыхали, что пишет заносчивый шведский воевода? Пленить нашу землю грозит! Гляди, куда махнул! А посему с теми, кто меня бранит за то, что я шведскую рать отогнал, я даже спорить не стану, а просто крепко запомню лисьи морды тех, кто так горячо распинался за иноземцев. Этих переветников судить буду я сам и всех засажу в поруб… Ну-ка, помолчите малость! Пусть говорит кто-либо один.
— Ноздрилин! — раздалось несколько голосов.
— Хорошо! — сказал Александр. — Послушаем, что надумал боярин Ноздрилин.
Полуседой, сутулый, с узкими, хитрыми, как у хорька, глазками и румяными щеками, в долгополом узорчатом кафтане, старый боярин поднялся по ступенькам и стал рядом с Александром. Тот резко отшатнулся.
— Други мои милые, Господин Великий вольный Новгород! Здесь немало уже говорилось о самоуправстве молодого княжича. Не раз жаловались, что он не почитает старых бояр и делает что ему вздумается. Ох, зело сие для нас опасно! Княжич Александр еще уноша. Послушал бы советов опытных бояр. А пока не видать этого, я предлагаю
Толпа затихла, выжидая ответа юного князя, которого Ноздрилин настойчиво называл уменьшительным именем «княжич».
— Что мне вам ответить на это? — сказал Александр. — Когда ко мне примчались изгоном лесные сторожа на сменных конях и поведали, что в устье Ижоры прибыли свейские воины на тридцати пяти кораблях, и заносчивый воевода прислал мне вот эту грамотку, — князь высоко поднял письмо и снова спрятал его за пазуху, — то я тогда понял, что нет уже времени думать да гадать и спорить на вече, а надо немедля браться за мечи и топоры и выгонять незваных гостей!
— Верно, Ярославич, верно! — раздались голоса.
— С мечом в руке торговать не ездят! — продолжал Александр. — Хорошо запомни это, хитроумный Ноздрилин! Я поговорил и с посадником, и с тысяцким, и с владыкой Спиридоном. И что же они мне сказали? Какой совет изрекли? Надо-де сперва подумать и посоветоваться, что нам делать, как ласковей принять непрошеных гостей. Чуя беду неминучую, я поднял дружину, прихватил еще смелых охочих молодцов, и все мы на борзе двинулись к устью Ижоры. Спешил я, боясь, что узнают вражеские переветники, — он кивнул головой в сторону Ноздрилина, — и оповестят свеев. Моя верная дружина, взметнувшись на коней, вместе с подоспевшими на мой призыв ижорцами примчалась к свейскому лагерю и ночью свалилась, как буря, на иноземных разбойников. С Божьей помощью мы разметали позарившихся на наши земли свеев и опрокинули их в реку. Верно ли я сделал?
— Верно! Верно! Правильно сделал! — зашумело вече.
— А тем, кто меня винит, почему-де я дозволил воинам поделить добычу, захваченную во вражьем лагере, а не приказал притащить ее сюда, чтобы раздать лежебокам, тем, кто отсиживался на печи в час боевой грозы, — то им отвечу, что так я и впредь стану делать!
С разных сторон послышались крики боярских подвывал:
— Ты не наш! Уходи от нас! Ты сам по себе, а мы сами по себе! Найдем другого князя, он будет почитать древние грамоты новгородские!
Крики сторонников Александра стали заглушать первые:
— Ты, пресветлый князь Александр, наша защита! Ты не отдал иноземцам нашей родной земли! Исполать тебе [48] , наша надежда! Так же и впредь поступай!
Александр, нахмурясь, смотрел на напиравшую толпу. «Какие разные лица! Одни приветливые, ласковые, с дружеским взором, другие злобные, — кажись, поддайся им, тут и разорвут».
А хриплые голоса продолжали кричать:
— Ты не наш! Уходи из Новгорода! Не хотим тебя!
48
Исполать тебе — древнее выражение, переделанное с греческого, означающее «на многие лета».