Том 4
Шрифт:
Усталость третьей армии (непрерывные бессменные шестимесячные бои) и отсутствие сколько-нибудь надежных резервов послужили непосредственной причиной поражения. Растянутая тонкой ниточкой на расстоянии 400 верст и подверженная обходу с севера, что еще больше заставляло ее вытягиваться дальше на север, третья армия представляла для противника самый удобный объект для прорыва в любом месте. Обо всем этом, как и об отсутствии резервов, известно было Реввоенсоветам Восточного фронта и Республики еще в сентябре месяце (см. в “Приложении” телеграммы ответственных лиц третьей армии с требованием “смен”, “резервов”, с заявлением об усталости частей третьей армии и прочее), но Военцентр либо не посылал резервов, либо посылал негодную мелочь. В начале декабря, после потери Кушвы, особенно учащаются требования смен и ссылки на усталость армии. 6 декабря Лашевич (командарм) обращается к Востфронту с требованием резервов, ссылаясь на безнадежность положения, но Смилга (Востфронт) отвечает, что “к сожалению, подкреплений не будет”. 11 декабря Трифонов, член Реввоенсовета третьей
Недочеты в системе формирования объясняются следующим обстоятельством. До конца мая формирование Красной Армии (под ведением Всероссийской коллегии формирования) по принципу добровольчества происходило на основе привлечения в армию рабочих и крестьян, не эксплуатирующих чужого труда (см. “удостоверительную карточку” и “личную карточку”, составленные Всероссийской коллегией формирования). Возможно, что этим, между прочим, и объясняется стойкость формирований добровольческого периода. С конца мая, после расформирования Всероссийской коллегии и передачи дела формирования Всероссийскому главному штабу, картина изменилась к худшему. Всероглавштаб целиком перенял систему формирования периода царизма, привлекая к красноармейской службе всех мобилизованных без различия имущественного положения, причем пункты об имущественном положении мобилизованных, имеющиеся в “личной карточке” Всероссийской коллегии формирования, оказались исключенными из “личной и учетной карточки”, составленной Всероглавштабом (см. “Личную и учетную карточку” Всероглавштаба). Правда, 12 июня 1918 года последовал первый декрет Совнаркома о мобилизации рабочих и крестьян, не эксплуатирующих чужого труда, но он не получил, очевидно, отражения ни в практике Всероглавштаба, ни в его распоряжениях, ни в “личной и учетной карточке”. Этим, главным образом, и объясняется, что в результате работ наших формировочных учреждений получилась не столько Красная, сколько “народная армия”. Только в середине января, когда комиссия Совета Обороны, прижав к стене Уральский окрвоенкомиссариат, потребовала от него все материалы и распоряжения Главштаба о способах формирования, — только после этого удосужился Всероглавштаб серьезно подумать о системе формирования, дав всем окрвоенкомиссариатам телеграфное распоряжение: “Заполнить 14, 15 и 16 пункты личной и учетной карточки данными о партийной принадлежности, эксплуатирует ли (призванный на службу) чужой труд, проходил ли курс всеобщего обучения” (это телеграфное распоряжение Главштаба подано 18 января 1919 года. См. “Приложение”). Это после того, как II дивизий считались сформированными еще к 1 декабря, а часть из них, уже отправленная на фронт, проявила все признаки белогвардейского формирования.
Дефекты в системе формирования усугублялись поразительной небрежностью Окрвоенкомиссариата в деле ухода за формируемыми частями (скверное питание, скверное обмундирование, отсутствие бань и прочее. См. “Показание следственной партийной комиссии Вятского комитета”) и совершенно огульным привлечением непроверенных офицеров в командиры, нередко переманивавших части на сторону неприятеля.
Наконец, Главштаб не принял мер к тому, чтобы мобилизованные в одном месте переводились для формирования в другое место (в другой округ), что значительно подорвало бы массовое дезертирство. Мы уже не говорим об отсутствии сколько-нибудь удовлетворительно поставленной политической работы в частях (слабость, неприспособленность к работе Всероссийского бюро комиссаров).
Вполне понятно, что такие полубелогвардейские резервы, поскольку они присылались центром (по дороге обычно половина из них разбегалась), не могли оказать существенной поддержки третьей армии.
Выводы
Нужно покончить с войной без резервов, необходимо ввести в практику систему постоянных резервов, без коих немыслимы ни сохранение наличных позиций, ни развитие успехов. Без этого катастрофа неминуема.
Но резервы могут пойти впрок лишь в том случае, если старая система мобилизации и формирования, усвоенная Главным штабом, будет изменена в корне, а состав самого Главного штаба будет обновлен.
Необходимо, прежде всего, строго делить мобилизованных на имущих (ненадежные) и малоимущих (единственно пригодные для красноармейской службы).
Необходимо, во-вторых, мобилизованных в одном месте отправлять для формирования в другое место, причем отправка на фронт должна происходить по правилу: “чем дальше от родной губернии, тем лучше” (отказ от территориального принципа).
Необходимо, в-третьих, отказаться от формирования больших, громоздких единиц (дивизий), непригодных для условий гражданской войны, объявив предельной боевой единицей бригаду.
Необходимо, в-четвертых, установить строгий непрерывный контроль над окрвоенкомиссариатами (предварительно обновив их состав), вызывающими среди красноармейцев возмущение (в лучшем случае массовое дезертирство) своим преступно небрежным отношением к делу расквартирования, довольствования, обмундирования формируемых частей.
Необходимо, наконец, обновить состав Всероссийского бюро комиссаров, снабжающего воинские части мальчишками-”комиссарами”, совершенно неспособными к постановке сколько-нибудь удовлетворительной политической работы.
Несоблюдение этих условий приводит к тому, что наши формировочные учреждения поставляют на фронт не столько Красную, сколько “народную армию”, причем слово “комиссар” превратилось в ругательную кличку.
В частности, для сохранения боеспособности третьей армии абсолютно необходимо немедленно снабдить ее резервами в количестве по крайней мере трех надежных полков.
Реввоенсовет третьей армии состоит из двух членов, один из коих (Лашевич) командует, что касается другого (Трифонов), так и не удалось выяснить ни функций, ни роли последнего: он не наблюдает за снабжением, не наблюдает за органами политического воспитания армии и вообще как будто ничего не делает. Фактически никакого Реввоенсовета не существует.
Штаб армии оторван от своего боевого участка, нет у него специальных представителей в дивизиях и бригадах, информирующих его и наблюдающих за точным исполнением приказов командарма начдивами и начбригами, штарм довольствуется официальными донесениями (часто неточными) начдивов и начбригов, штарм целиком в руках последних (начдивы и начбриги чувствуют себя феодальными князьями). Отсюда оторванность штарма от своего боевого участка (штарм ничего не знает о действительном положении на участке), отсутствие централизации внутри армии (вечные вопли штарма о слабости в пунктах стыка между боевыми единицами армии). Централизация отсутствует не только внутри армии, но и между армиями на фронте (Восточном). Это факт, что в период от 10 до конца ноября, когда третья армия обливалась кровью в неравной борьбе с противником, вторая армия, смежная с третьей, топталась на месте целых две недели. Между тем ясно, что если бы вторая армия, освободившаяся от Ижевско-Воткинской операции еще 10 ноября, двинулась вперед (а она могла свободно двинуться, ибо против нее не было тогда или почти не было противника), противник не смог бы даже начать серьезную операцию против Перми (при угрозе тылу противника со стороны второй армии), третья армия была бы выручена.
Расследование показало, что отсутствие координации между второй и третьей армиями вызвано оторванностью Реввоенсовета Республики от фронта и необдуманностью директив Главкома. Опрошенный нами комфронт Каменев сообщил по этому поводу:
“Еще до взятия Ижевска и Воткинска, в начале ноября, не позднее 10-го числа, была получена директива, что вторая армия после взятия этих пунктов предназначена для переброски па другой фронт, без указаний куда именно. После такой директивы армию нельзя было в достаточной мере использовать, нельзя было ввести ее в соприкосновение с врагом, иначе не было бы возможности потом вывести ее из боя, положение же было тяжелое, армия ограничивалась очисткой местности от белогвардейских банд. Потребовались хлопоты Штернберга и Сокольникова и поездка их в Серпухов, чтобы директива была отменена. Но на это ушло дней десять. Таким образом армия потеряла десять дней, она вынуждена была топтаться на одном месте. Затем внезапный вызов Шорина, командарма II, в Серпухов, парализовавший вторую армию, связанную с личностью Шорина, заставил армию топтаться на месте еще дней пять. В Серпухове Шорина принял Костяев, спросил, генштаба ли он, и, узнав, что нет, отпустил, заявив, что хотели его назначить помощником командующего Южного фронта, "но раздумали"” (см. “Сообщения комфронта Восточного”).
Следует вообще отметить непозволительное легкомыслие в деле дачи директив со стороны Главкома. По сообщению (26 декабря) члена Реввоенсовета Востфронта Гусева, “недавно Востфронт за пять дней получил три телеграммы: 1) Главное направление — Оренбург. 2) Главное направление Екатеринбург. 3) На помощь третьей армии” (см. письмо Гусева в ЦК РКП).
Принимая во внимание, что исполнение каждой новой директивы требует известного периода времени, нетрудно понять, до чего несерьезно было отношение Реввоенсовета Республики и Главкома к своим же собственным директивам.