Том 5. Рассказы и пьесы 1914-1915
Шрифт:
Пастор. Скажите пожалуйста, какой наглец! Я его только что с опасностью для жизни примирил с небом — вы слышали, как он грозился упасть мне на голову? А он еще недоволен. Прелюбодей! Вор! Убийца! Пожелавший осла ближнего!
Фотограф. Господа, осел.
Второй фотограф. Где осел? Я не вижу.
Первый фотограф, (успокаиваясь).Мне послышалось.
Третий фотограф…Это вы осел. У меня из-за вас глаза перекосились.
Маша (уныло).Папа,
Движение, шум. С одной стороны тормошат полицейского, с другой — хозяина, и оба они кричат: «Позвольте, позвольте».
Толстый турист. Полицейский, городовой! Вот он, этот обманщик, жулик…
Пастор. Полицейский! Вот он, прелюбодей, убийца, пожелавший осла ближнего…
Полицейский. Позвольте, позвольте, господа, сейчас мы его приведем к сознанию и раскаянию.
Хозяин. Да не могу же я его заставить падать, если он не хочет!
Полицейский. Эй, вы там, молодчик, наверху, вы можете упасть или нет, сознайтесь!
Незнакомец (угрюмо).Не желаю я падать.
Голоса. Ага, сознался! Какой негодяй!
Высокий турист. Пишите, полицейский. Желая… в целях наживы… эксплуатировать чувство любви к ближнему… святое чувство… э… э… э…
Толстый турист. Дети, слушайте, составляется протокол. Какая выразительность!
Высокий турист. Святое чувство, которое…
Полицейский (старательно пишет, высунув язык на сторону).Любовь к ближнему… святое чувство, которое…
Маша (уныло). Папа, дети, смотрите: вон объявление идет.
Показывается несколько музыкантов с трубами и барабанами. Впереди их какой-то субъект на высоком шесте несет огромный плакат с изображением отчаянно волосатого человека с надписью: «Я был лысым».
Незнакомец. Опоздали! Тут, братцы, протокол идет! Проваливайте поскорее.
Субъект (останавливаясь, говорит высоким голосом).Я был лысым с первых дней рождения и много времени спустя. Та скудная растительность, которая на десятом году покрыла мой череп, походила скорей на шерсть, нежели на волосы. При вступлении же в брак мой череп был гол, как подушка, и юная новобрачная…
Толстый турист. Какая трагедия! Новобрачный, и вдруг такая голова — вы понимаете, дети, как это ужасно?
Все слушают с интересом, и даже полицейский застыл с пером в руке.
Субъект (вдохновенно).И наступил момент, когда супружеское счастье висело буквально на волоске. Все средства для ращения волос, рекомендуемые шарлатанами…
Толстый турист. Вынь-ка записную книжечку, Петя.
Воинственная дама. Но когда же он будет падать?
Хозяин (предупредительно).В следующий раз, сударыня, в следующий раз! Я его привяжу не так крепко… и понимаете?..
Занавес
18
Честь (Старый граф) *
Звуки отдаленной музыки. Весенняя звездная ночь. Старый, разросшийся, запущенный сад, огражденный глубокой канавой; мраморная, потемневшая и осыпавшаяся балюстрада. Над вершинами дерев темная масса замка; все окна ярко светятся, на четырехугольной зубчатой башне догорают смоляные бочки, кидая в сад неверные светы. Графиня одна, задумавшись, сидит на каменной скамье; на ней белое торжественное платье, в волосах коронка. По неровным, покривившимся ступеням со стороны замка опускается старый граф; впереди его, согнувшись и освещая путь фонарем, идет Астольф, приближенный слуга, старик, похожий на своего господина.
Граф (не видя дочери, громко и гневно).Поднять мосты! Гасить огни! Разогнать всю челядь, баронов пригласить в опочивальни. Пусть спят, пусть спят! Мы слишком долго ждали жениха, и хотя его сосватал император, — _мы слишком бедны, чтобы всю ночь горели масло и смола! Гасить огни!
Астольф. А как прикажет граф относительно столов?.. Оставить их до завтра?
Граф. Все выбросить собакам! Впрочем… мы слишком бедны, Астольф, чтобы последний наш кусок бросать собакам; мы сами голоднее собак. Нет, Астольф, покорми моих голодных, как и я, баронов, а остатки спрячь в кладовые и выдавай нам понемногу, чтобы надолго хватило. Понемногу, Астольф, понемногу: в нашем положении надо быть бережливым.
Астольф. Бароны…
Граф. Понемногу, Астольф! Будь, как та благоразумная мещанка, что, выдав дочку замуж, полгода ест остатки. Береги каждый кусок, высчитывай, соображай, а если плесень — соскобли и нам подай на стол, и этому мы будем рады!
Астольф. Бароны гневаются. Уже с утра они ждут герцога, высоконареченного жениха благородной графини Эльзы…
Граф. Бароны! А ты, старик, доволен? Довольные не держат руку на мече, а ты… А, вы здесь, графиня? Одна, без приближенных дам? Иди, старик.
Астольф, поставив фонарь на край балюстрады, уходит.
Ваш жених не торопится, графиня Эльза: уже ночь давно, а его все нет. С утра раскрыли мы объятия навстречу дорогому зятю и ловим только воздух… Не кажется ли вам, графиня, что в этом запоздании есть неуважение и к вам, и к вашему отцу?
Графиня молчит.
Вы молчите?.. Вы правы, вы должны молчать, когда идет речь об уважении к отцу. Ваш отец болен гордостью… так, кажется, определяю я болезнь? — и наш добрейший император, как врач искусный, прописал ему зятя для приема внутрь… Ха-ха! для приема внутрь! И мы раскрыли ворота, как рот: широко и покорно, а зятя-то и нет. Ха-ха! Смешное врачевание недуга! Но не кажется ли вам, графиня, несколько странною любовь, у которой такие короткие шаги? Вы плачете, графиня?