Том 6/1. Статьи. Ученые труды. Воззвания
Шрифт:
<1909>
Фрагменты о фамилиях*
Имена собственные не называют дарования. Видимое исключение: Кузмин и Иванов…
Перу Иванова принадлежит «Тантал», Кузмина – «Подвиги Александра».
Вихрь силы вещи Иванова повествует о темном бессильном порыве, гордо отказывающемся от неправого счастья ради правого несчастья. Так как право есть корень счастья в будущем, то эта вещь повествует о русском несчастий, отказывающемся от счастья Европы или завешенного занавесом настоящего счастья внуков.
Вещь Кузмина говорит о человеке-роке, в котором
Подчеркивае<м>, что эти вещи суть верхушки творчества именованных творцов, <олицетворяющих> безличную народную единицу.
<1909>
Учитель и ученик
О словах, городах и народах*
Учитель. Правда ли, ты кое-что сделал?
Ученик. Да, учитель. Вот почему я не так прилежно посещаю твои уроки.
Учитель. Что же ты сделал? Расскажи!
Ученик. Видишь ли, известно, что слова склоняются по падежам своими концами – ты мне должен простить, что я ввожу в общество застенчивых молодых людей <примеры> из русского, не слишком почитаемого нами, языка. Но не скучная ли это вещь?
Учитель. Нет, нет, нисколько. Продолжай.
Ученик. Слыхал ли ты, однако, про внутреннее склонение слов? Про падежи внутри слова? Если родительный падеж отвечает на вопрос «откуда», а винительный и дательный на вопрос «куда» и «где», то склонение по этим падежам основы должно придавать возникшим словам обратные по смыслу значения. Таким образом слова-родичи должны иметь далекие значения. Это оправдывается. Так бобр и бабр, означая безобидного грызуна и страшного хищника и образованные винительным и родительным падежами общей основы «бо», самым строением своим описывают, что бобра следует преследовать, охотиться за ним как за добычей, а бабра следует бояться, так как здесь человек может стать предметом охоты со стороны зверя. Здесь простейшее тело изменением своего падежа изменяет смысл словесного построения. В одном слове предписывается, чтобы действие боя было направлено на зверя (винительный – куда?), а в другом слове указывается, что действие боя исходит из зверя (родительный – откуда?).
Вег бывает вызван боязнью, а Бог – существо, к которому должна быть обращена боязнь. Также слова лес и лысый или еще более одинаковые слова лысина и лесина, означая присутствие и отсутствие какой-либо растительности (ты знаешь, что значит лысая гора? Ведь лысыми горами зовутся лишенные леса горы и головы), возникли через изменение направления простого слова ла склонением его в родительном (лысый) и дательном (лес) падежах. Лес есть дательный падеж, лысый – родительный. Как и в других случаях, е и ы суть доказательства разных падежей одной и той же основы. Место, где исчезнул лес, зовется лысиной. Также бык есть то, откуда следует ждать удара, а бок – то место, куда следует направить удар.
Учитель. Не хочешь ли ты намекнуть на мою плешь? Это старо.
Ученик.
Так, если взять пару вол и вал, то действие поводырства направлено на ручного вола, которого ведет человек, и сходит из вала, который водит по реке человека и лодку. Вот слова, обратные по значению: вес и высь (вес никогда не бывает направлен в высь) – в них те же звуки ы и е, придающие разный смысл. Точно так же <глаголы еду и иду> начинаются дательным и родительным падежом основы «я»; дательный падеж будет «е», родительный – «и». Они означают, что действие то исходит от меня (родительный – откуда), когда я пеш, то покоится во мне (дательный – где), когда я двигаюсь чужой силой.
Учитель. Не сохранились ли простейшие слова в нашем языке в предлогах?
Ученик. Да. При этом простейший язык видел только игру сил. Может быть, в древнем разуме силы просто звенели языком согласных. Только рост науки позволит отгадать всю мудрость языка, который мудр потому, что сам был частью природы.
Учитель. Что же ты хотел сказать в первой части своих слов?
Ученик. Видишь ли, я отметил, что словесное нутро также имеет склонение по падежам. Склоняясь, иногда немая основа придает своему смыслу разные направления и дает слова, отдаленные по значению и похожие по звуку.
Учитель. Еще что ты хочешь сказать?
Ученик. Ты хочешь знать? Послушай: где тайная причина сложнее и туже завязана в узел мнимого случая и неразумия, чем в расселении по коре, или коже, земли городов?
Учитель. Громко! Но не искусно.
Ученик. Это обмолвка. В эту пустыню разума никто не внес общего закона и порядка. И вот я сюда бросаю луч наблюдения и даю правило, позволяющее найти место, где в диких ненаселенных странах возникнут столицы.
Учитель. Кажется, твоя главная находка – это способы произносить себе пышные похвалы.
Ученик. Это мимоходом. И отчего же не сделать за других то, что они не делают по небрежности или ленивому настроению?
Впрочем, сам суди: я нашел, что города возникают по закону определенного расстояния друг от друга, сочетаясь в простейшие чертежи, так что лишь одновременное существование нескольких чертежей создает кажущуюся путаницу и неясность. Возьми Киев. Это столица древнего русского государства. На этом пути от Киева кругом него расположены: 1) Византия, 2) София, 3) Вена, 4) Петербург, 3) Царицын. Если соединить чертой эти города, то кажется, что Киев расположен в середине паутины с одинаковыми лучами к четырем столицам. Это замечательное расстояние города-средины до городов дуги равно земному полупоперечнику, деленному на 2я. Вена на этом расстоянии от Парижа, а Париж от Мадрида.
Также с этим расстоянием (шагом столиц) славянские столицы образуют два четвероугольника. Так, столицы некогда или сейчас, Киев – С.-Петербург – Варшава – София – Киев образуют одну равностороннюю ячейку, а города София – Варшава – Христиания – Прага – София – другую славянскую ячейку. Чертежи этих двух великих клеток замкнутые.
Таким образом болгары, чехи, норвежцы, поляки жили и возникали, следуя разумному чертежу двух равносторонних косоугольных клеток с одной общей стороной. И в основе их существования, их жизни, их государств лежит все же стройный чертеж. Не дикая быль, а силы земли построили эти города, воздвигли дворцы. Не следует ли искать новые законы их постижения?