Том 6 (доп.). История любовная

Шмелев Иван Сергеевич

– Я готова на все. Бог поможет. Буду делать, как мне укажут. За папу… благословите меня и дайте пути… вы знаете!..

Она подошла к нему. Он поднялся, продолжая смотреть в камин.

– Пути… – повторил он, стараясь собрать мысли. – Ах, Аля… трудно мне… тяжело мне.

Она обняла его, прижалась к его груди. Сдерживая себя, он поцеловал ее и благоговейно перекрестил.

Больше они не говорили.

V

К

ужину сошлись все. Капитан принес белых хризантем. Казак достелил на стол палаточное полотнище и наложил из карманов миску зеленых яблок.

– Называются «кавыль», собственного сада… мадам Филей.

– Собственный сад завел! – сказал полковник, налегавший на «па-пердю». – Скоро свадьба?

– Ка-нешно, я свободный, и они женщина способная, вдова, тридцать два годочка всего… – раздумчиво говорил казак, налегавший тоже на «па-пердю», – однакочь, к нашему не подходит. Ка-нешно… ей не управиться. Жениться не учиться, а как собираться… жалко будет оставить. С собой забирать… у ней стройка хорошая, всякий завод, две коровы под ярмо… А мне здесь не оставаться. А так, ка-нешно… мадам приличная, ничего.

– Казаки – народ теплый, одна нога в седле, другая в селе!

– А хорошо у нас, как на Пасху!.. – радовался казак на стол. – Цветы, парад. Порадовали вы нас, Александра Вадимовна, душа отходит. А то сидим и глядим. Когда Митрий Александрыч еще был, ну, еще попоем. А то свистит-свистит, сядет у камина и плюет в огонь. Всех чертей, бывало, оплюет. В Париже-то, как они, на таксях?..

– Да, ничего…

– Там веселей. И бистры, и всякие залы-танцы… Капитан сидел тихий и вспыхивал, когда заговаривала с ним Аля.

Полковник попросил капитана сходить пораньше к мосье Рабо, попросить машину к семи часам.

– Завтра уж и отъезжаете! – удивился казак. – Что ж мало погостились?..

– Надо, Петр Афанасьич. И так четыре дня прогуляю.

– Да, писали мне… какая-то графыня конфетки вертит! Мы еще соответственно… а на заводе… беги по свистку, не дай Бог.

Ели макароны с сыром и кролика. Пылал камин, трещал, как из пулемета. Полковник принес еще два литра…

– Журавли!?… – сторожко спросил казак.

Пошли смотреть. Была косая луна, на юг. В зеленоватой дали дымно стояли горы. Нарастал тревожно звучавший шум, словно часто и путанно били по деревянным стрункам. Стало слышно курлыканье, вскрики тревоги и восторга, манившие за собой сполохом.

– Вон,

катят!.. – крикнул казак на небо.

В голубоватом свете, от края к краю, чернелась зыбкая полоса, с заломом. Вот уж над головой, спереди – три дозорных. Звучало ясно – курлы… курлы!..

– Колесом дорога! – крикнул вослед казак. Изламываясь, зыблясь, стая прошла на месяц, выломив край углом, – чуемая теперь лишь в криках. Долго стояли, слушали.

От этих тревожных вскриков, от дымной косой луны, казалось, тянулись нити к зимней лесной поляне, такой далекой! Словно залило светом, – и вспомнила-увидала Аля кряжистую черную сосну, ясную, до дуги, лошадку, санки, снежок, мерцавшие в инее березы… вспомнила-услыхала запах сенца, мерзлой сосны и снега… увидала мешки, папахи, горбатые шинели, лица… Глубиной сердца почувствовала она протянувшиеся отсюда нити в глухую ночь. Смотрела в небо, и луна расплывалась в брызги колючих стрелок.

– Вторые это, – сказал казак. – Вчера по заре прошли, пониже. А эти высоко-о забрали, к ненастью. И горы видны, верная здешняя примета. Для клевера на что лучше!..

Вечерок досидели у камина. Казак поиграл на балалайке. Потом полковник писал письмо. Долго писал, все рвал.

В семь часов полковник подал автомобиль. Сел за руль, Алю посадил рядом. Сзади – капитан с хризантемами. Садясь, Аля увидала у крыльца мимозу и попросила ветку. На мимозе уже выбило мелкий цвет бледно-зеленоватой крупкой.

– А вот в январе зазолотится! – сказал казак. – Вот тогда приезжайте к нам. Не забывайте, счастливо ехать!

Ехали быстро, лесом.

И вот уже океан шумит… и вот уже городок, с задремавшими дачками, старая церковь из тупичка, немая… – и дождь пошел. Пустая, у леса, станция. Сейчас отойдет поезд, лесной, малюсенький. Долговязый, рукастый, похожий на учителя Пукина, но брюнет, сипло кричит – аннн-тююр! Простились. С белыми хризантемами, Аля высунулась в окошко. Поезд гремуче дрогнул. И Аля услыхала, как крикнул не своим голосом полковник, взмахнув рукой:

– Святая!.. – и ухватил себя за голову.

Капитан все махал единственной рукою, с хризантемкой, – дала ему из букета Аля.

И она долго махала им, отходившим за поворот.

Декабрь, 1927 г

Севр