Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Шоп. Песня хорошая, исполнение хуже, артистка толста. А где нам достать корабль? — миноносец, линкор, крейсер, дредноут, авиаматку, плот, плашкоут, шхуну, — что-нибудь! Вода, господа, подымается.
Конгрессмен. Корабль? Сейчас мы организуем корабль! Позвать ко мне турок! Мы их день и ночь заставим строить корабли…
Черчилль. Турки? Им топор не по руке. Этот народ живет для отдыха.
Конгрессмен. А персы? Пусть персы работают…
Черчилль.
Конгрессмен. Кто? Где этот работник-злодей? Пусть работает сейчас же, мы ему за это простим кое-что. Кто это?
Черчилль. Большевики. Прощать их не надо.
Конгрессмен. Не надо. А корабли пусть делают, мерзавцы.
Черчилль. Конечно. Они же добра хотят человечеству. Пусть делают добро.
Конгрессмен. Пусть делают! А то мы бомбой по ним!
Черчилль. Естественно.
Шоп (смотря в бинокль). А большевики пашут! — представьте себе, господа! Пашут по взгорью.
Черчилль. Пашут? Во время всемирного потопа пашут? Удивительно, что я не могу понять их поведения. Неужели пашут?
Шоп. Что поделаешь, пашут… Я вижу. Крестьянин сидит за рулем трактора и курит трубку.
Черчилль. Курит трубку? (Грызет пустую трубку). Пусть бы только пахал. Зачем же он еще курит?
Брат (кладет в костер последнюю часть останков ковчега). Садись под дым. Подыши!
Черчилль садится на корточки за костром; брат раздувает костер; дым идет на Черчилля, тот усиленно вдыхает и выдыхает дым, засовывая его через свою пустую трубку.
Алисон (являясь из-за горы с киноаппаратом). Господа, разрешите мне погибнуть последним. Мне нужно заснять самый последний момент жизни человечества, последний взор последнего человека. Вы понимаете? Это великолепно, этому кадру цены нет! Можно?
Брат. Можно, это допускается. А кому ты продашь свой последний кадр?
Алисон. Да, — это вопрос!.. Может, большевикам?
Конгрессмен. Большевикам? Так значит, они уцелеют, болван?
Алисон. Не знаю. А пожалуй уцелеют! С ними это бывает.
Марта. Без них просто нельзя.
Брат. Без них куда же… (Черчиллю).
Черчилль. Густой, наваристый, питательный, мясной, — да?
Брат. Сейчас попробую. (Пробует суп на вкус). Хорош! Бери, питайся, — не спеши, не обожгись…
Черчилль жадно питается.
Герцогиня Винчестерская. А нам? Уинстон, я слышу аромат мясного бульона… Правда ли это? Почему же нам давали пустую похлебку?
Черчилль. А суп, ваше сиятельство, в Америке, вон там!
Герцогиня Винчестерская (к Конгрессмену). Послушайте, как вас? Подайте нам супу, или нет — лучше бульона!.. Только навару не снимайте, пусть он уж остается…
Конгрессмен. Старухи! Вам умирать пора. К богу обращайтесь, к архипастырям, к святым отцам, они здесь. Америка отдала им весь суп, весь навар и бульон, — на небо! Ступайте, ешьте!
Черчилль (наевшись). Прекрасно, отлично!.. Еще несколько дней — и ни одного большевика не будет на свете! Итак, оправдался смысл моей жизни, брат Господень, — полностью оправдался!
Брат. Через несколько дней никого не будет… Так что же это значит? — Чтоб убить большевиков, нужно всех людей убить?
Черчилль. О, да! О, да! Лучше у бога в могиле, чем на земле у большевиков. Понимаешь?
Брат. Не понимаю. Ты бы испробовал, потом говорил! Это ты накурился, наелся — и опять ошалел, озверел…
Марта. И я не понимаю… Ах, нет, — я теперь понимаю! Теперь понимаю!.. Большевиков захотели одних погубить, а погибает человечество. Они в середине жизни. Вот что такое!
Герцогиня Винчестерская (к нунцию Клименту). Архипастырь, это так или не так?
Климент. Гвак!
Марта (на нунция). Отойди прочь. Мне некогда! Радист, дайте Москву!
Полигнойс. Кому Москву?
Марта. Мне!.. Зачем спрашиваете?
Полигнойс. Простите… Что передать?
Конгрессмен. Ничего!
Марта (радисту). Приготовьтесь!
Конгрессмен. Не сметь!.. Кому ты нужна там? Разве будет тебя слушать Москва? Ты подумай!
Марта. Будет!
Конгрессмен. Дурочка! Меня, федерального конгрессмена, государственного деятеля Соединенных Штатов, слушаются уже не все, — а тебя? Как ты сюда попала?