Том 6. Флаги на башнях
Шрифт:
Так Рыжиков стал бригадиром. Через неделю он дежурил по колонии, и Ваня Гальченко, стоя на дневальстве, вытягивался «смирно», когда Рыжиков проходил мимо.
16. Спасибо за жизнь!
Гораздо приятнее окончилось дело с Вандой. Конечно, ее бегство из колонии было тяжелым ударом и оставленная Вандой записка помогала мало. Хуже всего, что нашлись философы, которые стали говорить:
И чего там перепугались?
Зырянский таким отвечал с пеной у рта:
— Ничего такого? Давайте все переженимся! Давайте!
— Чудак, так влюбиться же нужно. Ты влюбись раньше!
— Ого! Влюбиться! Думаешь, это трудно? Вот увидите, через три месяца все повлюбляются! Вот увидите.
Похожай успокаивал Зырянского:
— И зачем ты, Алеша, такое несоответствующее значение придаешь? Не всякий же имеет полуторку. Без полуторки все равно не выйдет.
И Соломон Давидович успокаивал:
— Вы, товарищ Зырянский, не понимаете жизни: любовь — это же не по карточкам! Вы думаете, так легко влюбиться? Вы думаете, пошел себе и влюбился? А квартира где? А жалованье где? А мебель? Это же только идиоты могут влюбляться без мебели. И, насколько я понимаю, у колонистов еще не скоро будет сносная мебель.
— Да, вы вот так говорите, а потом возьмете и умыкнете колонистку!
— Товарищ Зырянский! Для чего я буду ее увозить, если своих четыре дочки, не знаешь, как замуж выдать.
Зырянскому не везло или Ванде, но пришла она в колонию в выходной день, а дежурным бригадиром был в этот день… Зырянский. Колонисты жили уже в спальнях. Ванда вошла в вестибюль в послеобеденный час, когда все либо в спальнях сидят, либо в парке прячутся. На дневальстве стоял Вася Клюшнев, похожий, как известно, на Дантеса. Ванда оглянулась и сказала несмело:
— Здравствуй, Вася!
Клюшнев обрадовался:
— О Ванда, здравствуй!
— Пришла проведать. К девочкам некого послать?
— Да ты иди прямо в спальню. Там все.
— А кто дежурный сегодня?
— Зырянский.
Ванда повалилась на диванчик, даже побледнела:
— Ой, как не повезло!
— Да ты не бойся, иди, что он тебе сделает?
Но в этот момент Зырянский вышел из столовой вместе с Бегунком:
— А! Вы чего пожаловали?
— Нужно мне, — с трудом ответила Ванда.
— Скажите, пожалуйста, «нужно». Убежала из колонии, значит, никаких «нужно»!
Из столовой выбежали две девочки и запищали в восторге. Потом на этот писк выбежали еще две и тоже запищали, вырвалась оттуда же Оксана и, конечно, с объятиями:
— Ванда! Ой! Вандочка, миленькая!
Зырянский
— Я вас всех арестую! Она убежала из колонии!
Оксана удивленно посмотрела на Зырянского:
— Убежала! Что ты выдумываешь. Не убежала, а замуж вышла!
Володя Бегунок смотрел и тоже бросился к Ванде на шею:
— Вандочка! Ах, милая, ах, какая радость! Она замуж вышла!
— Убирайся вон, чертенок! — закричали на Володю девушки.
Зырянский все-таки был в повязке.
— Колонистски, к порядку.
Это был привычный призыв дежурного бригадира, и девочки смущенно смолкли.
— Нечего ей здесь околачиваться! Я ее не пущу никуда. Раз убежала из колонии, кончено! И из-за чего? Из-за романа!
Ванда наконец тоже подняла голос:
— Как это убежала? Что я, беспризорная, что ли? Я целый год в колонии!
— Год в колонии. Тем хуже, что ушла, как… по-свински, одним словом!
Для тебя донжуаны лучше колонистов?
— Какие донжуаны?
— Петька твой — донжуан!
И Володя Бегунок пропел со своей стороны:
— Дон Кихот Ламанчакский.
— Какой он донжуан? Мы с ним в загсе записались!
— В загс тебе не стыдно было пойти, а в совет бригадиров стыдно. Убежала и целый месяц носа не показывала! Товарищ Клюшнев! Я не разрешаю пропускать ее в спальни. Клюшнев приставил винтовку к ноге:
— Есть, не пропускать в спальни!
Зырянский гневно повернулся и ушел в столовую. Бегунок побежал в кабинет.
— Вот ирод! — сказала Оксана. — Что же теперь делать? Вася, ты не пропустишь?
Вася грустно улыбнулся:
— Что вы? Приказание дежурного не только для меня, а и для вас обязательно.
Но в этот момент в коридор вышел Захаров, девочки бросились к нему:
— Алексей Степанович! Вот пришла Ванда, а Зырянский не пропускает ее в спальни!
Захаров обрадовался Ванде не меньше девочек. Он поцеловался с нею, пригладил ей прическу:
— Как это можно? Такой дорогой гость! Алеша!
Зырянский стал в дверях столовой.
— Алеша! Как же тебе не стыдно!
— Наш старый обычай — беглецов в колонию не впускать!
— Какие там беглецы! Пропусти.
Зырянский нахмурил брови, принял официальный вид:
— Есть, товарищ заведующий! Товарищ Клюшнев, пропусти ее по приказанию заведующего колонией!
Захаров засмеялся, повертел головой, обнял Ванду за плечи, шутя, галантным жестом показал девочкам дорогу, и все они отправились в кабинет. Сидели они там долго, и Володя Бегунок потом рассказывал в четвертой бригаде: