Том 6. Лимонарь

Ремизов Алексей Михайлович

И когда в полночь они снова явились со стуком, громом и шумом:

— Отдавай нам свою дочь Зинаиду!

Поп Наркис им ответил:

— Если вы, бесы, можете до света состроить церковь, я вам отдам дочь.

Загреготали бесы:

«Эка, поп-то глупый! Они и не такое мигом сработают, а то церковь до света!»

А главный бес говорит Наркису:

— Покажите нам, батюшка, место.

Поп с ними вышел на улицу, указал, где строить, а сам в дом вернулся.

И закипела работа.

И куда еще до рассвета, а уж церковь

до потолка поставлена и иконостас готов!

Бесы старались, работали, а поп с петушком ладил, чикутал ему под бородушкой его шелковой, чтобы очхнулся петушок и запел.

И к свету ближе петух запел.

И рухнула церковь бескрестная и, кто куда, рассеялись бесы.

Так ничего и не взяли.

А поп Наркис еще тверже стал в своей жизни — в заботах, бесам на пущую досаду.

ЗАРЯ ПЕРЕГОРЕЛАЯ{*}

Мало мы чего знаем и понятием, к чему что, не больно богаты, а помолчать, когда чего не знаем, на это нас нет.

Пахал Антон пашню, измаялся. И вечер стал, заря перегорела, а Антон все пашет. И попадается ему навстречу старичок: смотрит куда-то, будто о чем задумал.

— Скажи, — говорит, — Антон, к чему это заря перегорает?

— Да к ненастью, старинушка, — ответил Антон.

Старичок его за руку, да через оглоблю, перевел через оглоблю, оборотил конем и ну на нем землю пахать.

Перегорела заря, звезды небо усеяли, месяц вона где стал, когда кончил старичок пахать, — а это сам Никола был Угодник. И уж еле поплелся Антон с поля домой.

На другой день пашет Антон, и опять ему старичок навстречу.

— Ну, Антон, к чему заря перегорает?

А день стоит светлый да теплый.

Тут Антон — вчерашнее-то ему ой как засело! — и повинился, что не знает.

— То-то, не знаешь, а коли чего не знаешь, о том помолчи! — сказал старичок и пошел.

Пошел Угодник уму-разуму учить нас, на думу ленивых, гневный, — карать неправду, милостивый, — жалеть, и собирать нас, разбродных.

ГЛУХАЯ ТРОПОЧКА{*}

Жили соседи, два охотника, и такие приятели, водой не разольешь, ходили за охотой, тем и жизнь свою провождали.

Идут они раз лесом, глухой тропочкой, повстречался им старичок. И говорит им старичок:

— Не ходите этой тропочкой, охотники.

— А что, дедушка?

— Тут, други, через эту тропочку лежит змея превеликая, и нельзя ни пройти, ни проехать.

— Спасибо тебе, дедушка, что нас от смерти отвел.

Старик пошел — не узнали, за простого человека сочли, а это был сам Никола Милостивый Угодник.

Постояли охотники, подумали.

— А что, — говорят, — нам какая вещь, — змея! Не с пустыми руками, эвона добра-то! Как не убить змею?

Не послушали старика, пошли по тропочке и зашли в чащу дремучую. А там привеликий бугор казны на тропочке.

И рассмехнулись приятели:

— Вон Он что, старый хрен, насказал! Кабы

мы послушали его, он бы казну и забрал себе, а теперь нам ее не прожить!

Сели и думают, что делать: уж больно велика казна, на себе не дотащишь.

Один и говорит:

— Ступай—ка, товарищ, домой за лошадью, на телеге ее и повезем, а я покараулю. Да зайди, брат, к хозяйке к моей, хлебца кусочек привези, есть что-то хочется.

Пошел товарищ домой, приходит домой, да к жене:

— тут-то, жена, что нам Бог-то дал!

— Чего дал?

— Кучу казны превеликую: нам не прожить, да и детям-то будет и внучатам останется. Затопи—ка поживее печь, замеси лепешку на яде, на зелье. Надо: приятеля угощу.

Ну, баба смекнула, ждать себя не заставила: живо лепешка поспела на яде, на зелье. Завернула лепешку, положила ему в сумку. Запряг он лошадь и поехал.

А товарищ там, сидючи над золотой кучей, о своем раздумался, зарядил ружье и думает:

«Вот как приедет, я его и хлопну — все деньги-то мои и будут! А дома скажу, что не видел его!»

Подъезжает к нему приятель, тут он прицелил, да и хлоп его, а сам к телеге, да прямо в сумку, проголодался очень, — лепешечки поел и тоже свалился.

А казна так и осталась никому.

ЗАЯЦ СЪЕЛ{*}

Хорош был для миру кузнец: в кузнице работал, за работу ни с кого не брал, кто что даст только. За своего пошел кузнец среди бедных людей, все его очень любили: узнали и чужестранные, стали ездить на праведного кузнеца посмотреть. И жил кузнец хорошо и спокойно, ни в чем нужды не знал и всем был доволен.

Вот и приходит к нему раз старичок какой-то. Это сам Никола Угодник пришел испытать его.

— Что, говорит, кузнец, как ты работаешь, за какую работу что берешь?

— Кто что даст.

— Какая это твоя работа! Пойдем со мной, я лекарь. И брать ничего не будем, а денег больших добьемся.

Подумал кузнец, подумал, чего же не пойти, коли такое дело: и миру польза и душе не обида. И согласился.

И они пошли.

А взяли они с собой в дорогу один кошель с хлебом, а хлеба там всего-то по такому кусочку. Старик ходко идет, и хоть бы что, а кузнец едва уж ноги тащит: и устал, и есть захотел. Наконец-то старичок вздумал сесть отдохнуть.

Тут кузнец за кошель, развязал кошель, вынул по кусочку. Старичок и к хлебу не притронулся, в кошель назад положил, встал себе, да в сторонку, за хворостом, хворост посбирать. А кузнец весь хлеб свой съел — есть еще больше хочется, съел и стариков хлеб, да, чтобы концы в воду, кошель и закинул, лег и заснул.

Будит старичок:

— Где, говорит, кошель?

— Не знаю.

— Где хлеб?

— Гляди, заяц съел!

Заяц, так заяц, ничего не поделаешь.

Смотрит старичок. И хочется кузнецу правду сказать, да как сказать: ведь всего этакий кусочек съел!