Том 6. Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
— Простите за беспокойство, милорд.
— Ничего, Бидж, ничего, — сердечно сказал лорд Икенхем, всегда готовый поболтать со столпом Бландинга. — Вам что-нибудь нужно?
— Не мне, милорд. Миледи.
— А что с ней такое?
— Она бы хотела вас видеть.
Лорд Икенхем удивился. Хозяйка замка еще ни разу его не звала. К чему бы это? Он не считал себя ясновидцем, но дурное предчувствие подняло свою неприглядную голову.
— Зачем? — спросил он.
Дворецкие не выдают своих чувств, и Бидж не выдал,
— Мне кажется, милорд, ее светлость хочет потолковать о мистере Мериуэзере. Дело в том, что на самом деле он преподобный Катберт Бейли.
Однажды, в ковбойские дни, темпераментный мул лягнул будущего графа в живот. Примерно это ощутил граф теперь; но тоже ничего не выдал.
— Вон как! — задумчиво сказал он. — Значит, ей все известно.
— Да, милорд.
— Откуда же это известно вам?
— Я проходил мимо дверей, а их забыли прикрыть.
— И вы остановились?
— Чтобы завязать шнурок, — с достоинством уточнил Бидж.
— Ага, ага. Что же говорил наш хозяин?
— Он сообщал миледи, что мисс Бриггз, разоблачив мистера Мериуэзера, пыталась вовлечь его в кражу, а мистер Мериуэзер отказался из-за угрызений. По ходу дела обнаружилось, что мистер Мериуэзер — не мистер Мериуэзер, а мистер Бейли.
Лорд Икенхем вздохнул. В принципе ему нравилась честность, но не для заговорщика. Плести заговор хорошо с человеком, который утратил совесть лет в шесть и не узнает угрызения, если вы поднесете его на блюде.
— Да, — сказал он. — Как же приняла это леди Констанс?
— Несколько разволновалась, милорд.
— Представляю. И хочет поговорить со мной?
— Да, милорд.
— Чтобы рассмотреть это с разных сторон.
— Вот именно, милорд.
— Ну что ж, — сказал лорд Икенхем, вставая, — могу уделить ей пять минут.
Пока Бидж дошел до гамака, а лорд Икенхем — до будуара, прошло минут десять, и с каждой из этих минут гнев леди Констанс восходил на новую ступень. Когда гость вступил в комнату, она как раз думала, что неплохо бы освежевать его тупым ножом. Когда же он еще и улыбнулся, ей показалось, что улыбка эта прошла сквозь ее нервы, как раскаленная пуля — сквозь масло.
— Бидж передал мне, леди Констанс, что вы хотели меня видеть, — сказал лорд Икенхем, улыбаясь все сердечнее.
Нет, подумала леди, тупой нож — это мало, тут подошло бы что-то вроде разладившейся пилы.
— Садитесь, — холодно сказала она.
— Спасибо, — сказал он и сел. — О! — прибавил он, увидев фотографию. — Да это Джимми Скунмейкер! Недавно снимался?
— Да.
— Постарел. Идут годы, идут. Я и сам старею, но не вижу. Прекрасный человек. Вы знаете, что он сам воспитал нашу Майру? Жена умерла, а он… Ну и я, конечно. Мы ее купали. Намылишь ей спинку… как будто угря массируешь. Давно это было! Помню…
— Лорд
Что-то получилось не так. Она надеялась, что при этих словах он просто сгорит со стыда, но ничуть не бывало. Он рассматривал другую фотографию, ее покойного мужа.
— Лорд Икенхем! — снова сказала она, не давая ему начать расспросы.
Он обернулся к ней.
— Ах, простите! Отвлекся. Милые, старые дни… Вы хотите покинуть замок, я не ослышался?
— Это вы его покинете. Лорд Икенхем удивился.
— Вроде бы я не собирался. Вы уверены, что именно я?
— Вместе с мистером Бейли. Как вы смели его привезти? Лорд Икенхем задумчиво погладил усы.
— Понимаю, понимаю… Да, в социальном смысле я допустил оплошность. Но посудите сами, стремился я к добру. Два юных сердца, разлученных в мае… не совсем в мае, но не в том суть. Джимми бы меня понял. Он хочет счастья своей дочери.
— Я тоже хочу ей счастья и не разрешу выйти замуж за нищего. Незачем это обсуждать. Хороший поезд…
— Что вы скажете, когда Билл станет епископом?
— …отходит в два пятнадцать. Доброго пути, лорд Икенхем. Я вас не задерживаю.
Другой человек заподозрил бы здесь намек, другой — но не этот.
— Согласен, — сказал лорд Икенхем, — поезд хороший. Однако нам с Биллом он не очень удобен.
— Чем?
— Сейчас объясню. Вы присмотрелись к Биллу Бейли? Он сложный человек. Мухи не обидит — во всяком случае, я не видел, чтобы он обижал мух, и тем не менее…
— Меня не интересует…
— … если его довести, он готов на все. Вы скажете, что священник не станет показывать эти фотографии, и будете правы, но даже священника можно довести до исступления. Как бы ни был хорош поезд два пятнадцать, Билл почувствует, чего доброго, что его выгоняют.
— Лорд Икенхем!
— Да?
— О чем вы говорите?
— Как, я не объяснил? Прошу прощенья. Речь идет о фотографиях. Если Билл впадет в отчаяние, он может их обнародовать. Да, жестоко… да, недостойно священника, но что поделаешь!
Леди Констанс приложила руку к пылающему лбу. Даже с Кларенсом ей не бывало так плохо.
— Какие фотографии?
— Он сфотографировал Биджа, когда тот резал веревки. Как глупо, я же вам не рассказал! Так вот, Билл проснулся очень рано, вероятно — из-за любви, и решил пройтись. Увидел в холле камеру Джорджа, прихватил, идет — и видит, что Бидж, у самого озера, режет эти веревки. Ну, он его снял, получилось неплохо. Разрешите, я закурю? — И лорд Икенхем вынул портсигар.
Леди Констанс молчала, обратившись в соляной столп. Казалось бы, живя в Бландингском замке, ко всему привыкнешь — но нет. Она была потрясена.