Том 6. Проза, письма

Лермонтов Михаил Юрьевич

На последней, четвертой, странице — приписка Марии Акимовны Шан-Гирей, гостившей в это время в Петербурге:

Je viens chez ma tante et la trouve occup'ee `a vous 'ecrire, mon cher fr`ere, je suis bien s^ure qu'un petit mol de mon 'ecriture ne vous sera pas de trop. Je me conduits bien mal `a P'etersbourg, car je suis constamment malade, c'est le second jour que je sors. J'apprends, qu'on vous attend ici, et je serai tr`es fach'ee, si cela ne sera pas durant mon s'ejour ici. Au nom de Dieu, ne place pas les enfants `a Moscou, je te le demande en gr^ace. Les miens sont bien grandis, surtout Alexis. Je reprends Catiche, qui est une bien bonne tille, et j'esp`ere, qu'`a la gr^ace de Dieu elle sera ma joie et mon amie. J'embrasse les entants. Prie le bon Dieu de vous contenir dans sa garde et suis votre affectionn'ee amie.

Marie Schanguirey.

Перевод

Прихожу

к тете и застаю ее за письмом к вам, дорогой брат. Уверена, что несколько слов от меня не будут для вас излишни. В Петербурге я веду себя плохо, так как постоянно больна. Сегодня второй день, как я выхожу. Знаю, что вас ждут сюда, и мне будет очень досадно, если это не случится во время моего пребывания здесь. Ради бога, не помещай детей в Москве, прошу тебя об этом, как о милости. Мои очень выросли, особенно Алексей. Я опять беру Катиш, она очень хорошая девочка, и я надеюсь, что с божьей помощью она будет моей радостью я моим другом. Целую детей. Молю бога сохранить вас и остаюсь любящим другом вашим.

Мария Шангирей.

Датируется 1 февраля 1838 года на основании приписки Е. А. Арсеньевой.

Стр. 442, строка 1. Петров Павел Иванович (1790–1871) около 1820 года женился на Анне Акимовне Хастатовой, дочери родной сестры Е. А. Арсеньевой — Екатерины Алексеевны Хастатовой. С 1834 г. он был начальником Штаба войск по Кавказской линии и в Черномории. В конце 1837 года П. И. Петров был уже 48-летним вдовцом (его жена Анна Акимовна умерла в 1836 году). У Петрова было четверо детей: Екатерина (род. в 1820 году) и Мария (род. в 1822 году), которых Лермонтов называет в своем письме «милыми кузинами», сын Аркадий (род. в 1825 году) и младшая Варвара. В детский альбом Аркадия написано известное четверостишие Лермонтова «Ребенку» («Что мне сказать тебе по просту» — см. настоящее издание, т. II, стр. 102 и 335). Сохранились следы позднейших взаимоотношений Лермонтова с семьею П. И. Петрова. В 1840 году Лермонтов прислал Павлу Ивановичу автограф «Последнего новоселья». В записной книжке, подаренной Лермонтову В. Ф. Одоевским 13 апреля 1841 года, на л. 12 рукой Лермонтова записано: «Семен Осипович Жигимонд» — имя мужа старшей дочери П. И. Петрова, Екатерины Павловны; которая тогда вышла замуж (см. настоящий том, стр. 388). О П. И. Петрове и его семье см.: Русский биографический словарь, т. Павел — Петр, СПб., 1902, стр. 690–691; «Лит. сборник», I, Кострома, 1928, стр. 3-10.

Стр. 442, строки 14–15. Афанасий Алексеевич Столыпин, о нем см. настоящий том, стр. 730.

30. М. А. Лопухиной (стр. 442)

Печатается по автографу — ИРЛИ, оп. 1, № 34, 2 л.

Пометы карандашом: «Марии Александровне Лопухиной», «1832», «1838». На полях против слова «Alexis» написано «Лопухин».

Впервые опубликовано с пропусками собственных имен в «Русск. архиве» (1863, кн. 5–6, стлб. 430–432). Полностью в Соч. под ред. Ефремова (т. 1, 1887, стр. 468–471).

Перевод

15 февраля

Пишу вам, дорогой друг, накануне своего отъезда в Новгород. Я до сих пор всё ждал, что со мной приключится что-нибудь приятное, о чем можно сообщить вам, но ничего такого не произошло. И я решаюсь написать вам, что мне до смерти скучно. Первые дни своего приезда, вы знаете, я без отдыха представлялся, совершал парадные визиты, затем я каждый день ходил в театр. Он, правда, не плох, но мне он уже надоел. И вдобавок меня преследуют все мои милые родственники. Не хотят,

чтобы я бросал службу, хотя я мог бы уже это сделать, так как те господа которые вместе со мной поступили в гвардию, уже вышли в отставку. Наконец, я изрядно пришел в отчаяние, и я даже желаю как можно скорее покинуть Петербург, чтобы отправиться, куда придется, хотя бы даже в полк или к чорту. Тогда по крайней мере буду иметь предлог для того, чтобы плакаться, а это своего рода утешение.

С вашей стороны не очень красиво, что вы всегда ждете от меня письма, чтобы мне написать. Можно сказать, что вы стали гордячкой. Алексей в этом отношении меня не удивляет, потому что он собирается жениться на этих днях, как об этом говорят здесь, на какой-то богатой купчихе. Понятно, у меня не может быть надежды занять в его сердце такое же место, какое заняла эта толстая оптовая торговка. Он обещал написать мне через два дня после моего отъезда из Москвы; возможно он забыл мой адрес. Поэтому я ему посылаю два:

1) В С.-Петерб. у Пантелеймоновского моста на Фонтанке, против Летнего сада, в доме Венецкой.

2) В Новгородскую губернию, в первый округ военных поселений, в штаб лейб-гвардии Гродненского гусарского полка <оба адреса написаны по-русски>.

Если после этого он мне не напишет, я прокляну и его самого и его толстую оптовую торговку. Я уже тружусь над составлением формулы моего проклятия. Боже! Как это хлопотно иметь друзей, которые собираются жениться!

Приехав сюда, я обнаружил дома пропасть сплетен. Я навел порядок, сколько это возможно, когда имеешь дело с тремя или четырьмя женщинами, которые не внимают доводам рассудка. Простите, что я так говорю о вашем прекрасном поле. Но увы! Если я вам об этом говорю, то это уже доказательство, что я считаю вас исключением. Наконец, когда я приезжаю домой, я только и слышу истории, истории — жалобы, упреки, предположения, заключения. Это отвратительно, особенно для меня, потому что я утратил к этому привычку на Кавказе, где дамское общество встречается очень редко, либо оно не склонно к беседе (как, например, грузинки, поскольку они не говорят по-русски, а я по-грузински).

Я вас прошу, дорогая Мария, пишите мне немного, пожертвуйте собой, пишите мне постоянно, не разводите мелочных церемоний — вы должны быть выше всего этого. На самом деле, если я иногда и задерживаюсь с ответом, то оттого, что или мне нечего было сказать или я очень занят — оба оправдания веские.

Я был у Жуковского и по его просьбе отнес ему «Тамбовскую казначейшу» <два последних слова написаны по-русски>, которую он просил; он понес ее к Вяземскому, чтобы прочесть вместе; им очень понравилось, напечатано будет в ближайшем номере Современника <последнее слово написано по-русски>.

Бабушка надеется, что я скоро буду переведен к царскосельским гусарам, потому что бог знает по какой причине ей внушили эту надежду. Вот потому она не дает согласия на мою отставку. Сам-то я ни на что не надеюсь.

В завершение моего письма я посылаю вам стихотворение, которое я нашел случайно в ворохе своих путевых бумаг и которое мне в какой-то степени понравилось, потому что я его забыл — но это вовсе ничего не доказывает.

Молитва странника Я, матерь божия, ныне с молитвою…

Прощайте, дорогой друг — поцелуйте Алексея <последнее слово — по-русски> и скажите, что ему стыдно. Это же скажите также и m-lle Marie Лопухиной.

Лерма.

Письмо написано в 1838 году, «накануне отъезда в Новгород», куда Лермонтов был переведен на службу в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк (ср. примечания к двум предыдущим письмам — №№ 28 и 29, настоящий том, стр. 732–733 и 735).

Стр. 443, строка 15. Alexis — А. А. Лопухин (см. настоящий том, стр. 742).