Том 6. Статьи 1863-1864
Шрифт:
Стр. 390. И еще не прав г. Тургенев, заставляя своего героя погибнуть жертвою случайности: такого рода люди погибают совсем иным образом. — Салтыков хочет сказать, что такие люди, как Базаров, герой «Отцов и детей», погибают не вследствие непредвиденной и нелепой случайности (в романе — от заражения трупным ядом при анатомировании), а в революционной борьбе или в результате правительственных кар. Об отношении Салтыкова к роману Тургенева см. т. 5 наст. изд., стр. 581–582, и наст. том. стр. 570.
Успенский— Николай Васильевич.
…литературу великодушных порываний (aspirations g'en'ereuses), которая преимущественно пользуется кредитом во Франции…— Реформистская, социально-утопическая и социально-демагогическая литература, утверждавшая иллюзии о возможности мирного, безболезненного преобразования общества к выгоде и обездоленных и господствующих. В качестве
…так называемые id'ees napol'eoniennes…— Наполеоновские идеи были пронизаны социальной демагогией, имевшей целью привлечь массы на сторону наполеоновской династии и Наполеона III.
…руководит человеком… понятие о вменяемости преступлений или о вреде страстей…— Проблемы вменяемости или невменяемости преступлений и вопрос о природе человеческих страстей были пунктами спора между апологетами капитализма и утопическими социалистами. Салтыков хочет сказать, что идеологи, видевшие причину преступлений исключительно в злой воле преступника и считавшие человеческие страсти насквозь греховными, опираются в своей аргументации не на науку, а на религию.
Как кому угодно. Рассказы, сцены, размышления и афоризмы *
Впервые — С, 1863, № 8, отд. I, стр. 567–610 (ценз. разр. — 7 сентября). Подпись: Н. Щедрин. Раздел «Семейное счастье» был включен впоследствии, с некоторыми изменениями, в цикл «Благонамеренные речи» (гл. X).
Сохранилась черновая рукопись, отличающаяся от текста журнальной публикации рядом разночтений (ИРЛИ).
В настоящем издании печатается по тексту «Современника» с устранением по рукописи двух цензурных замен (стр. 420, строки 16–17: вместо «однажды дьячку потихоньку косу обстриг, и как дьячок был» — «однажды батюшке потихоньку косу обстриг, и как батюшка был»; стр. 421, строки 20–21: вместо «каску, да войдет» — «каску с какими-то чудодейственными орлами на вершине, да войдет»).
Приводим два важнейших варианта черновой рукописи:
Стр. 407, строки 22–23. После «на которые устремляет свои взоры» — в рукописи было:
Причина, в силу которой такие алтари и краеугольные камни существуют, необъяснима, но, вероятно, они допускаются попечительной природой с тою целью, чтоб каждый даже недальновидный мог с удобностью на них во всякое время ссылаться и посредством них объяснять необъяснимое.
Стр. 408, строка 36. После «другим баловням природы дается даром» — в рукописи было:
Эти люди называются мужами совета и надежными скотоводами, ибо, быв сами в свое время хавроньями, они хорошо усвоили себе скотную суть и являются опытными в сем случае руководителями. Поразительный пример такого искусного самопрививания чумы я видел в Москве, в лице одного публициста [176] . Этот публицист долгое время был хавроньей, но потом за полтинник согласился переломить себя, и до такой степени в этом успел, что даже белокурые его волосы постепенно начали окрашиваться в черный цвет. Это доказывает, что от человека зависит все — даже сделаться красавцем.
176
По-видимому, M. H. Катков («белокурые… волосы»), проделавший эволюцию от либерализма к реакционности.
Во время прохождения через цензуру очерки привлекли внимание цензора Веселаго, сделавшего о них доклад С.-Петербургскому цензурному комитету. По этому докладу 4 сентября было принято решение, дозволявшее печатание «с исключением некоторых резких мест, доложенных г. цензором» [177] .
Цикл «рассказов, сцен, размышлений и афоризмов» под общим названием «Как кому угодно» был задуман Салтыковым как беллетристическое развитие статьи «Современные призраки» — тех самых «писем», о которых говорится в авторской сноске (см. стр. 381). «Оканчивая первое письмо мое, — свидетельствует писатель в тексте названной статьи, — я намеревался прямо приступить к тому, что мы называем обыденною, будничною жизнию» (см. стр. 395). Опасение в недосказанности побудило Салтыкова «объясниться» еще одним письмом и лишь после этого перейти к буднично-бытовым «сценам семейного счастья».
177
ЛН,т. 13–14. М. 1934, стр. 131.
Тесная связь цикла «Как кому угодно» с «Современными призраками» позволяет определить время его написания весною — летом 1863 г. Сохранившаяся корректура «Современных призраков» помечена 24 апреля; конечная дата определяется публикацией
Идейно-художественное задание «Как кому угодно» находится в прямой связи с теоретически сформулированным в «Современных призраках» требованием — помочь «дикому вотяку», то есть неразвитому в социально-политическом отношении «среднему человеку», освободиться от гипнотической власти «идолов» — «призраков» — посредством беспощадного «посрамления» последних. Требование это заключало в себе определенный полемический смысл. Критическому анализу изживших себя общественных форм и установлений писатель придавал принципиальное значение иного, чем у мыслителей-утопистов, «практического» пути в пропагандировании социалистического идеала. Именно с «разбора самых простых и ходячих общественных истин», с расчистки почвы для будущего нужно начинать, полагал он, а не с попыток представить это будущее во всех деталях и подробностях. В условиях неразвитого общественного самосознания Салтыкову казалось тактической ошибкой наглядное противопоставление старых, «заповедных», и новых, непривычных жизненных принципов. По мнению писателя, верные и понятные в теоретическом изложении, мысли о формах и основаниях гармонического строя способны утратить свою привлекательность, вызвать недоверие и насмешку, будучи представлены «в живых образах» или же практически воплощены «среди общества, к принятию их не приготовленного». Напротив, сатирические, социально-критические художественные образы антагонистической действительности, со всею очевидностью обнажающие ее «двоегласие» и разлад, — эффективно свидетельствуют в пользу нового жизнеустройства. Отсюда и известное полемическое звучание «Как кому угодно» по отношению к «Что делать?» Чернышевского, отмеченное самим Салтыковым в статье «Гг. „Семейству M. M. Достоевского”…». При этом писатель не считает свою точку зрения единственно истинной и «непреложной» («Очень возможно, что я и не прав…»). Он признает «возможность другого образа мыслей», не выводя, таким образом, вопроса из сферы обсуждения. Надо полагать, что и самое название цикла определено такой «дискуссионной» установкой.
Резкая критика императива, «долга», порождающего «неестественную, насильственную жизнь», содержалась уже в первых произведениях Салтыкова, свидетельствовавших об увлеченном изучении их автором трудов утопических социалистов Запада (см., например, т. 1 наст. изд.). Теперь она приобретает характер целостной идейно-художественной концепции, социалистической по своим истокам. В статье «Гг. „Семейству M. M Достоевского”…» писатель сам указал на фурьеристское происхождение «Как кому угодно». Салтыкову весьма близки взгляды французского мыслителя, считавшего, что «все эти философские прихоти, называемые обязанностями,не имеют ничего общего с природой… Надо изучить притяжение, одну лишь природу, никак не приемля долга» [178] . В разоблачении нравственной несостоятельности требований «мертвой морали», социально-показного исполнения долга и обязанности Салтыков близок также Герцену — автору «Капризов и раздумья» (1843–1847) и повести «Долг прежде всего» (1847–1851) [179] .
178
Шарль Фурье. Теория четырех движений. — В кн.: Фурье. Избр. соч. в четырех томах, т. I, изд. АН СССР, М. — Л. [б. г.] стр. 178. См. у него же: Заблуждение разума… — т. II, стр. 73-112; Новый хозяйственный и социетарный мир… — т. III, стр. 72, 328–333 и др.
179
Мысль о том, что существование «алтарей» — «решителей человеческих судеб» — не имеет реальной почвы и что «свобода исследования» их внутренней несостоятельности находится под запретом, в рукописи была выражена еще более определенно (см. выше).
Сценами семейного «счастья» художественно иллюстрировалась мысль о «призрачности», относительности такого капитального института в жизни современного дисгармонического общества, как семья. Здесь Салтыков также близок Фурье, утверждавшему: «…Огромное большинство семей лишено его <счастья> при строе цивилизации: отцы, как и дети, оказываются здесь в ложном положении; добрый порядок покоится здесь только на более или менее прикрытом принуждении; принуждение же душит чувства привязанности, оно сводит их лишь к видимости связи» [180] . Анализируя «взаимное недовольство», глухую вражду членов внешне добропорядочного семейства Воловитиновых, Салтыков указывает, что это «происходит вследствие тех принудительных отношений, которые их связывают». Семейное счастье оказывается на поверку истинной трагедией. С неотразимой художественной силой поведает об этом позже автор «Господ Головлевых».
180
Шарль Фурье. Новый хозяйственный и социетарный мир… — Избр. соч., т. III, стр. 474–475.