Том 6. Заклинательница змей
Шрифт:
Обойдя еще раз весь дом, Ленка сообразила, что шум, который она слышала, шел из темного конца коридора. Внимательно высмотрела она там все стены и уголки, провозилась более получаса, сначала в полусвете от дальней двери, потом догадалась зажечь электрическую лампочку и наконец увидела люк.
«Не чердак ли?» — подумала она.
Окинула быстрым взглядом платье, сбегала в спальню, платье скинула, да и башмаки и чулки, чтобы не запылить, вернулась в коридор. Взобраться на шкап и оттуда проникнуть на чердак было для нее делом одной минуты.
Сквозь
Ленка прошла по чердаку несколько раз по всем направлениям. В нескольких местах ложилась на пол, прижимаясь к полу ухом, — не услышит ли случайно звука. Вспомнила, что в столовой есть часы, стенные, в футляре красного дерева, с тяжелым и звучным ходом. Пошла в тот угол чердака, который, по ее расчету, был над столовой. Там долго слушала в разных местах, — ничего не слышно. Не коврик ли мешает? Отбросила его и тотчас же увидела крышку глазка.
Так вот для чего здесь два коврика!
Откинула и другой. Так, один над столовою, другой над спальнею. Видно неважно, открывается небольшая площадь для наблюдений, — здесь стол и перед ним диван, вокруг стулья, там постель. Зато хорошо слушать.
Обшарила весь пол, больше ничего не нашла. Ну что ж, гостиная — проходная, в ней не засиживаются.
Ленка спустилась вниз. Помылась, оделась. Обошла весь сад, — нет ли чего интересного. Нашла три беседки, — все скрыты в кустах, но из одной видна часть берега с пристанью, из другой — фабрика, из третьей — гореловский дом.
Было четыре часа. Перед фабрикой небольшими толпами стояли рабочие, работницы, сновали дети. По всему видно было, что забастовка началась. В гореловском доме все окна закрыты. На пристани люди ждут парохода, стоят, как всегда, точно сонные, только около воды ребятишки балуются, да и то без особенного одушевления.
Что ж теперь делать Ленке? Замкнут сад, ни ей выйти, ни к ней никто не придет. Ленка пошла в спальню, открыла окно, чтобы не было душно и чтобы услышать, если будет какой-нибудь особенный шум, разделась и легла в постель. Спала до половины седьмого.
Разбудил ее какой-то монотонный звук. Она полежала, вслушиваясь, — похоже на далекий барабанный бой, как будто где-то идут солдаты. Спальня была пронизана лучами солнца из обоих окон. Ленка встала. Было грустно, как всегда, когда просыпаешься днем. Или, может быть, этот сухой звук барабанов нагонял на нее грусть?
Ленка подтопила печку, посидела в теплой ванне минут десять, потом облилась холодною водою, оделась, вышла в столовую. Там уже ожидал ее обед.
После обеда она взяла опять ту же занятную книжку и вышла с нею в сад. Солнце было уже низко. Время от времени слышны были издалека громкие голоса, — как будто там за оградою и около ручья ходили толпы; ничего не было угрожающего в этих звуках, иногда весело взвизгивала гармоника, доносилось пение, смех, — но Ленке было жутко. Она поднялась в беседку, глянула к фабрике, — на дворе и перед оградою было пусто, у ворот стоял часовой с ружьем. Ленка села, взялась за книгу. Но ее хватило не больше как на полчаса.
Ленка
— Хозяин, а хозяин, где полюбовниц принимаешь?
Смех, топот убегающих ног, и в то же время шагах в двадцати от Ленки упал на дорожку небольшой камень. Ленка подобрала его, вернулась с ним в дом, легла в гостиной на диван и опять заснула.
Она проснулась точно от толчка. Вскочила на ноги. Было уже темно. В столовой звенела посуда.
— Кто там? — спросила Ленка.
Вошел Шубников, повернул выключатель электрической люстры. Ленка окинула его внимательным и быстрым взглядом. Он был красен, взъерошен, взбудоражен. От Мефистофеля в нем теперь ничего не оставалось, и из оперных персонажей он напоминал скорее всего Лепорелло через час после испуга перед гробницею командора, — на его лице еще не улеглись судороги, и в руках не успокоилась дрожь, и весь он иногда чуть-чуть передергивался.
— Ужин вам принес, Леночка, — говорил он. — Так через полчасика Иван Андреевич припожалует.
— А что на фабрике? — спросила Ленка.
Шубников воззрился на нее сердито и тревожно.
— На какой фабрике? При чем тут фабрика!
Голос его дребезжал, карабкаясь и срываясь на всех ступенях неширокой гаммы. Ленка говорила с усмешкою:
— Я слышала, барабаны били, думала, солдаты пришли, забастовщиков унимать.
Шубников хмурился и злобно ерошил волосы.
— Какие там солдаты! — угрюмо бормотал он, и лицо его передернулось злою гримасою. — Это вы во сне видели, уж очень крепко заснули, надо полагать.
— А забастовка? — спросила Ленка.
Шубников совсем обозлился и задрожал мелкою дрожью.
— Да что вы мне все про забастовку толкуете! — закричал он. — Далась вам эта забастовка! Ни забастовки, ни солдат нет, и вы это выбросьте из головы. Думайте о вашем деле, и больше никаких.
Ленка поискала глазами принесенный ею из сада камень, вот он, лежит на кресле около дивана. Подала его Шубникову. Сказала:
— Мне страшно, — тут и днем-то не дай Бог сидеть. В сад после обеда ненадолго вышла, а тут мимо какие-то шлялись, камнем через забор швырнули.
Шубников испуганно оглядывал камень. Потом вдруг набросился на Ленку с упреками:
— Что же вы, на забор, что ли, полезли? Или так переговаривались с ними? Они вас видели? Слышали? Не могли вы посидеть спокойно? Этак вы всех этих хулиганов сюда подманите, начнут забор ломать.
— Да вы не волнуйтесь, Андрей Федорович, — спокойно отвечала Ленка, — видеть и слышать они меня не могли, забор высокий, я не шумела, они так просто озорничали, да и камень пустяковый, и попал бы, не убил бы, и всего-то бы дела — синяк нашиб. А только напрасно вы меня в такое время сюда привели, когда на фабрике неспокойно. Еще сюда ворвутся и меня изобьют, да и хозяина грешным делом зашибут до смерти, — много ли старому человеку надобно!