Том 6. Заклинательница змей
Шрифт:
Вера сказала со злою усмешкою:
— Что ж, Иван Андреевич, может быть, у вас тут телефон есть, так господина Шубникова вызвать можно.
Горелов подумал, усмехнулся, сказал:
— А ну, Леночка, сходи к телефону. По коридору налево, третья дверь направо. Выключатель у двери слева. Телефон тут же, как войдешь, на стене под лампочкой. Одиннадцатый номер позови.
Усмехался хитро и лукаво, но почему-то Ленке было жутко видеть шутливую улыбку на лице, которое она недавно видела покрытое холодным потом.
Когда
— Слушай, Вера. Бумагу я принес. Вот она. Крепко сделано. По форме. У нотариуса в книгу вписана от слова до слова. И свидетели, и печати, и все, как следует.
Он долго шарил правою рукою в боковом кармане сюртука. Вытащил плотный конверт. Вынул оттуда документ, — сложенные вчетверо, сначала вдоль, потом поперек, два больших листа плотной синеватой бумаги, семь страниц исписаны, восьмая чистая. Оба листа сшиты внутренним швом, и концы ниток припечатаны внизу седьмой страницы двумя печатями, нотариуса Черноклеина и Горелова. Горелов осмотрел документ и развернутым отдал его Вере вместе с конвертом.
— Крепко, — повторил он. — Только ты прочти.
— Я верю, — тихо сказала Вера.
— Прочти, — настойчиво повторил Горелов. — Не в дурачки играем. Должна знать. Не совсем так написано, как сказала. На одну тебя. Иначе неудобно. Мне объяснили, — так крепче. Ну, когда в правах утвердишься, можешь им передать, тогда с тебя воли не снимут. Ну читай, читай.
Верины руки дрожали, когда она положила перед собою документ.
— Читай вслух, — сказал Горелов, — сумятица такая была сегодня, не вчитался толком. Не забыл ли кого.
Вера читала, Горелов слушал, кивая головою:
— Так, так! — говорил он после каждого пункта.
Обычное введение, — назначение душеприказчиком профессора Абакумова, — отказ Вере фабрик, капиталов, домов и земель в полную собственность за изъятиями, означенными ниже, — дом в Москве, дом в Сонохте, дом в усадьбе при фабрике с садами, огородами и службами при них в пожизненное владение Любови Николаевне, — ей же и Милочке пожизненное отчисление по десяти процентов с доходов от фабрик и во всяком случае не менее тридцати тысяч каждой, — отчисления на содержание домов и служащих при них во время пожизненного владения, — длинный ряд выдач родственникам, слугам, друзьям и учреждениям.
Во время чтения вернулась Ленка. Вера приостановилась. Горелов спросил:
— Ну, что инженер?
— Никто не отвечает, — сказала Ленка.
— Крепко спит, — сказал Горелов, смеясь. — Ну, Вера, читай дальше. А ты, Леночка, садись.
Наконец чтение окончено. Вера молча сложила бумагу и сунула ее за ворот платья.
— Слушай, Вера, — опять начал Горелов. — И ты, Ленка, слушай. Потом скажешь людям, что Горелов говорил своей наследнице.
Он тяжело перевел дыхание. Ленка тревожно встала.
— Ничего. Пройдет. Налей вина.
Отпил немного холодного шампанского, грузно привалился к столу, облокотился, положил голову на ладонь правой руки, сжатою в кулак левою рукою ударял по столу и говорил, тяжело останавливаясь на каждом слове:
— Мой сын, — мне в глаза, — и при чужих, — при жандарме, — в моем доме, — при моей жене, — при моей дочери, — посмел мне сказать: «Твоя любовница велела тебе меня ограбить и отдать все рабочим». Он лжет!
Горелов поднялся, весь багровый и дрожащий. Хриплым голосом он выкрикивал:
— Я ему сказал: «Проклятый, лжешь, и будь ты проклят отныне и до века. Не за блуд, нет, ты лжешь!»
Вера бросилась к нему.
— Иван Андреевич, милый, не волнуйтесь.
Горелов отстранил ее дрожащею рукою. Тяжело колеблясь, ухватясь за локотник дивана, он говорил рыдающим голосом:
— Стой, Вера, слушай. Никогда никого так не любил, как тебя, но что тебе дал, не за блуд даю, не за ласку краденую. Даю за то, что я люблю, я, Горелов. А ты какая ко мне пришла, такая и уйдешь, к жениху, уйдешь, без стыда в глаза ему глянешь.
Ленка отошла к окну и тихонько плакала. Горелов замолчал, тяжело опустился на диван и опять провалился в угол. Дрожащими руками он обшарил себя и не видел, что портсигар лежит перед ним на краю стола. Вера обеими руками схватилась за грудь, — никогда так больно не билось сердце. И не знала, что сказать, что сделать. Сказала:
— Иван Андреевич, вот портсигар.
Горелов поднял голову.
— Да? А я ищу в кармане. Спасибо, Вера.
Вера обошла вокруг стола, не спеша опустилась на колени и медленно поклонилась в ноги Горелову.
— Что ты, что ты, Вера! — испуганно бормотал Горелов, — тебе ли кланяться? Ты — царица и очаровательница. Встань.
Пытался подняться, но ослабевшие вдруг ноги не держали. Вера поднялась, — лицо в слезах, щеки стыдливо и радостно раскраснелись. Не вставая с колен, она говорила:
— Иван Андреевич, милый, как вам благодарна, сказать не могу. Чем заслужить, не знаю. Все сделаю, что скажете.
— Ну что, встань, — тихо говорил Горелов. — Я себя переломил, мне ничего не надо. Разве одно, — на прощание поцелуй меня, как сестра милая.
Вера встала, нагнулась к Горелову, и он потянулся к ней, но вдруг, испуганно протягивая руки, закричал:
— Нет, нет, не надо! Поцелуешь, — зверем стану.
Вера опустила голову и отошла. Горелов, весь поникнувший, тихо говорил:
— Так и уйду, ни разу тебя не поцеловавши.
Потом, делая над собою усилие, сказал притворно-весело:
— Ну, девушки, что приуныли? Вино еще есть, выпьем. Ключ у тебя, Вера? Когда уйдешь отсюда, брось его в Волгу. И мой ключ, как уходить буду, тебе отдам, — туда же его. Я себя переломил, больше мне сюда не ходить.