Том 7. Американский претендент.Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон.
Шрифт:
— А потому, Хокинс, — внушительно произнес полковник, — что он будет всецело в моей власти. Я заставлю его признаться во всех преступлениях, которые он когда-либо совершал. А их, должно быть, тысячи. Ты меня понимаешь?
— Ну… не вполне.
— Мы же получим за все это награды!
— Вот это предвидение! В жизни не встречал такой головы! Чтобы так, в один миг, человек мог уловить все детали и возможности, вытекающие из главного!
— Это все ерунда: мне такие мысли сами собой приходят. Когда он отсидит в одной тюрьме, он отправится в другую, потом в третью, а мы будем только получать положенные награды.
— Похоже… Право, похоже, что все так, как вы говорите.
— Похоже? Не похоже, а так оно и есть. Никто не может отрицать, что у меня довольно большой и разносторонний опыт по части финансов. Так вот, я без колебаний могу сказать, что считаю эту свою собственность самой ценной из всех, какие когда-либо у меня были.
— Вы и впрямь так считаете?
— Разумеется.
— Ох, полковник, как грызет и терзает душу бедность! Если бы мы могли немедленно реализовать нашу собственность! Я не хочу сказать — продать ее всю, но хотя бы частично… чтобы, понимаете, было достаточно…
— Ты даже дрожишь от волнения. Это все от недостатка опыта. Мальчик мой, если б ты имел дело с крупными операциями так долго, как я, ты бы к этому относился иначе. Посмотри на меня! Разве зрачки мои расширены? Разве я дрожу от нетерпения? Пощупай пульс: тук-тук-тук — совсем такой же, как если бы я безмятежно спал. А что происходит в моем бесстрастном, уравновешенном мозгу? Через него движется вереница цифр, способных вызвать головокружение у новичка одним своим видом. Так вот, только соблюдая хладнокровие и способность глядеть на вещи со всех сторон, можно узреть настоящие возможности, которые таятся в этих цифрах, и уберечь себя от неизбежной ошибки, в которую обычно впадают новички, — той самой, какую ты сейчас допустил, желая поскорее все реализовать. Послушай. Ты хочешь продать часть его преступлений немедленно, за наличные. Я же… Догадайся, чего я хочу.
— Понятия не имею. Чего же?
— Выпустить под него акции конечно.
— Вот до этого я бы никогда не додумался.
— Потому что ты не финансист. Скажем, он совершил тысячу преступлений. Разумеется, это по самым скромным подсчетам. Потому что, судя по его виду, даже сейчас, хотя мы его еще не доделали, он совершил их не меньше миллиона. Но для большего вероятия предположим, что их тысяча. Итак, пять тысяч обещанной награды, помноженные на тысячу, дадут нам верный капитал, который будет равняться какой сумме? Пяти миллионам долларов!
— Подождите, дайте мне перевести дух.
— И с этой собственностью ничего не может случиться. Она непрерывно будет приносить нам доход — непрерывно, ибо существо с такими склонностями будет и впредь совершать преступления, зарабатывая нам награды.
— Вы меня ошеломили, у меня голова идет кругом!
— И пусть идет, это ей не повредит. Теперь мы обо всем договорились, и дело с концом. Я создам компанию и, когда настанет время, выпущу акции. Предоставь это мне. Ты, конечно, не сомневаешься в моей способности выжать из создавшейся ситуации все что можно.
— Разумеется, нет. Нисколько не сомневаюсь.
— Вот и прекрасно. Значит, договорились. Всему свой черед. Мы, старые биржевики, во всем любим порядок
— Послушайте, Россмор. Вы ведь его не заперли. Сто против одного, что оно сбежало.
— На этот счет можешь не беспокоиться и не страдать.
— А что, если оно сбежало?
— Ну и пусть бежит, если ему так хочется! Какое это может иметь значение?
— Ну, я считаю, что это было бы для нас серьезным бедствием.
— Но, дорогой мой мальчик, раз оно в моей власти, ему теперь от меня не уйти. Оно может расхаживать где угодно. Стоит мне захотеть, и я в ту же минуту заставлю его явиться сюда.
— Ну, я очень рад это слышать, уверяю вас.
— Да я дам ему столько заказов на картины, сколько ему захочется, и мы с тобой, как и все мое семейство, постараемся, чтобы он чувствовал себя здесь возможно уютнее и был доволен. Не надо ограничивать его передвижения. Но я все же надеюсь так воздействовать на него, что он будет тихим, словно овечка, потому что когда процесс материализации приостановлен, субъект становится мягким, хлипким, податливым и… м-м… Кстати, откуда, интересно, он к нам прибыл?
— Как откуда? Что вы хотите этим сказать?
Граф многозначительно и таинственно указал на небо. Хокинс вздрогнул, затем погрузился в глубокое раздумье и наконец, покачав со скорбным видом головой, указал вниз.
— Что тебя заставляет так думать, Вашингтон?
— Сам не знаю, но вы ведь тоже видите, что он не очень тоскует по тому месту, откуда он прибыл.
— Правильное предположение. Глубоко продуманное. Значит, мы оказали этому чучелу немалую услугу. Но я думаю, не мешает исподволь, потихоньку его прощупать, чтобы выяснить, правы мы или нет.
— Сколько времени потребуется на то, чтобы закончить материализацию и довести процесс до наших дней, полковник?
— Я и сам хотел бы это знать, но не знаю. Я совершенно сбит с толку этим новым обстоятельством: ведь я никак не предполагал, что придется материализовать его постепенно, переходя от предков к потомкам. Но так или иначе, я заставлю его сквозь это пройти.
— Россмор!
— Да, дорогая. Мы в лаборатории. Заходи, здесь Хокинс. А ты, Хокинс, запомни: для всего моего семейства — он обыкновенный живой человек. Ни в коем случае не забывай об этом. Ш-ш, жена!
— Не вставайте, не вставайте, я не буду к вам заходить. Я хотела только спросить, кто это у нас там рисует?
— Кто? О-о, это один молодой художник, молодой англичанин по фамилии Трейси. Он подает большие надежды — любимый ученик Ганса-Христиана Андерсена или кого-то еще из старых мастеров. Нет, по-моему я правильно сказал: именно Андерсена. Он немножко подправит наши итальянские шедевры. Ты разговаривала с ним?
— Да, мы обменялись двумя-тремя словами. Я ведь не думала, что там кто-нибудь есть, и наткнулась на него совсем неожиданно. Ну, я, конечно, постаралась быть с ним любезной: предложила перекусить (Селлерс многозначительно подмигнул Хокинсу, прикрывшись рукою от жены), но он отказался, сославшись на то, что не голоден. (Селлерс еще раз заговорщически подмигнул.) Тогда я принесла ему яблок (усиленное подмигиванье), и он съел две штуки…