Том 7. Дядя Динамит и другие
Шрифт:
— Брабазон-Планк? — проверил новоприбывший. — Я не ослышался?
— Нет, — отвечал лорд Икенхем. — Я — майор Брабазон.
— Исследователь Южной Америки?
— Он самый.
— Вот и я тоже, — сказал пришелец, взволнованный таким совпадением.
Глава двенадцатая
Когда два сильных человека называют себя Брабазонами, возникает некоторое напряжение. Поначалу они молчат.
— Да? — сказал он. — Тогда отдавай два шиллинга.
— Два шиллинга?
— Если нет мелочи, дам сдачи. Краснодревое лицо майора немного потемнело.
— Что вы порете?
— Гони деньги.
— Вы в себе?
— Тут мнения расходятся. Одни говорят — да, другие — нет, — отвечал терпеливый граф. — Но сейчас не до этого. Зад, гони деньги. Помню, идем мы с тобой по крикетному полю дивным летним вечером, и ты говоришь: «Зараза, ты не хочешь дать мне два шиллинга?». А я отвечаю: «Нет, не хочу, но все равно придется». И дал.
Майор Брабазон-Планк схватился за стойку.
— Зад? — повторил он. — Зараза? Крикетное поле? Господи! Ты — Зараза Твистлтон!
— Как давно это было! — сказал ему друг детства. — Перед тобою, любезный Зад, — Фредерик Алтамонт Корнуоллис, пятый граф Икенхемский.
Майор Брабазон-Планк мечтательно глотнул из кружки.
— Зараза! — проговорил он, явственно и глубоко растроганный. — Да, а почему ты сказал, что ты — это я?
— Так, к слову, — отвечал граф.
— Зараза… А, чтоб меня черти драли! В жизни бы не узнал.
— Как и Балбес. Ты помнишь Балбеса? Знаешь, что он тут живет?
— Я приехал к его племяннику.
— В Эшенден-мэнор?
— Да.
— Уезжай, Зад, — посоветовал лорд Икенхем. — Тебе нельзя туда ехать.
— Почему?
— Потому что там — я, под твоим именем. Балбес забеспокоится, если нас будет двое. Казалось бы, чем больше Брабазонов, тем лучше, но ему этого не понять.
Майор еще раз отхлебнул пива.
— Под моим именем? — переспросил он.
— Совершенно верно.
— Он думает, что ты — это я?
— Естественно.
— Почему? — спросил Брабазон-Планк, хватая быка за рога. — Зачем тебе это нужно?
— Долго рассказывать, Зад, устанешь. Ты не волнуйся. Просто прикинь: «Станет добрый старый Зараза делать это без причины?» и «Если причина есть, благородна ли она?». Ответы будут: «Нет» и «Да», по ходу вопросов.
Майор оторопело помолчал. Мозги у него трещали от напряжения.
— Господи! — сказал он, наконец.
По-видимому, нырнув в прошлое, он вспомнил юного Твистлтона. Заразой зря не назовут. Он припал к кружке; глаза над ней внезапно налились кровью.
— Какого черта! — вскричал он. — Нет, под моим именем!
— Оно красивое, Зад, — сказал
— Ты меня позоришь.
— Ну, что ты! Я тебя прославляю. Жители этих мест в восторге. Скажи спасибо, что такой человек, как я…
— Не скажу. Возвращайся к Балбесу, складывай веши. Допью это пиво — выдам тебя.
— Выдашь? Старого друга?
— К черту!..
— В которого ты бросал бумажные дротики?
— Они тут ни при чем.
— Кто тебе дал два шиллинга?
— Шут с ними.
— Ты суровый человек, Зад.
— Нет, я не суровый. Я берегу свою репутацию.
— Сказано тебе, она в надежных руках.
— Да уж, в надежных! Слушай, — майор посмотрел на часы, — выдам я тебя в 5. 00. Остается 23 минуты. Поторопись.
Но граф торопиться не стал. Он смотрел на друга детских лет с той же нежной жалостью, с какою смотрел недавно на констебля Поттера. Он был добр и не хотел обижать примитивных людей, собиравшихся его выдать. Поэтому он вздохнул, приступая к делу.
— Оставь надежды, юный Зад, — сказал он, — ничего у тебя не получится. Билл Окшот рассказал мне разные вещи.
— Какие именно?
— У тебя есть Ахиллесова пята, или, если хочешь, щель в доспехах. Назовем ее острой неприязнью к младенцам. Что же, если ты выдашь меня Балбесу, ты немедленно окажешься на их лежбище. Вскоре тут будет праздник, а среди развлечений — конкурс детской красоты. Я согласился быть там судьей. Видишь, где опасность? Нет меня — механически берут тебя.
— Почему?
— Потому что, дорогой мой Зад, какой-то Брабазон им нужен. Все его ждут, о нем объявили. Если я уеду, ты станешь единственным носителем этого имени. Быть может, ты думаешь, что Балбес, человек крутой, и его жена, еще круче, выпустят тебя с миром? Не думай, не обольщай себя. Надежды нет.
Загар несчастного Планка был слишком густ, чтобы мы могли определить, побледнел ли он; но он задрожал, а в глазах его появилось то, что появляется в них, когда человек посмотрит в пропасть.
— Почему бы им не позвать священника? — спросил он. — У нас в Лауэр Шегли этих чертовых младенцев судит настоятель. Для чего же еще его держать?
— Священник заболел корью.
— Идиот!
— Жестоко говорить так про страдальца, который лежит в постели, весь в алую крапинку. Но я понимаю твои чувства. Тяжело не выдавать кого-то, когда уже решил выдать. С удовольствием помог бы, но как — не знаю. Скажу хотя бы, что через сотню лет тебе будет все равно. Что ж, приятно было увидеться. Рад бы поболтать, да не могу, дела. Мы, Брабазон-Планки, — деловые люди. Загляни как-нибудь, я — тут, рядом. Вспомним былое: школу, Бразилию… Достанешь два шиллинга — захвати с собой.