Том 7. Дядя Динамит и другие
Шрифт:
Дважды коснувшись его и опускаясь на пол, он заметил, что это не сэр Эйлмер, а старый друг, Элзи Бин. Она стояла в дверях, приложив руки к груди, и пыхтела, как пыхтят служанки, если зайдут ночью в гостиную, а там сидит аристократ.
Мартышке стало легче, спокойствие вернулось к нему, а с ним — и млеко милости. Если ты думал увидеть баронета в халате, приятно, убедившись в ошибке, потолковать с одним из лучших умов Боттлтон-Ист. Высвободив язык, зацепившийся за голосовые связки, Мартышка приветливо заметил:
— Пип-пип!
— Пип-пип, сэр.
— Это
— Да, сэр.
— Ну и испугался же я!
— И я, сэр.
— Значит, оба испугались, — подытожил Мартышка, еще со школы питавший склонность к математике. — Вы уж простите, принял за хозяина. Помните, вы удачно назвали его титаном? Так и есть; а я их не люблю. Что ж, располагайтесь, побеседуем. Как ваш Гарольд? Элзи опечалилась.
— Худо, — отвечала она с той искренностью, которую в Боттлтон-Ист впитывают из воздуха. — Сил никаких нет, какой упрямый.
— Не хочет уйти со службы?
— Ага.
Мартышка тоже опечалился. Он не видел в Поттере той бесовской прелести, которая привлекает женщин; но при чем тут он? Если ты влюблена, ты плачешь и томишься, словно твой возлюбленный — Кларк Гейбл или Грегори Пек. [69]
— Сейчас говорили-говорили, и все зря.
— Какой ужас!
— Сестра совсем подмяла. Прямо не знаю, что и делать.
Жемчужная слеза появилась в уголке ее глаза, и она шмыгнула носом. Мартышка погладил ее по голове. Хоть это вправе сделать благородный человек!
69
Кларк Гейбл (1901–1960), Грегори Пек (род. 1916) — американские киноактеры, тип «мужественная красота».
— Все будет хорошо, — сказал он. — Подождите, он уступит. Как-никак, любовь…
— Если бы в нос заехать… — мечтательно сказала Элзи.
— Заехать в нос?
— Ага.
Мысль эта Мартышке понравилась, но скорее абстрактно.
— Стал бы поумней, — продолжала Элзи. — Он у меня нервный.
— Нервный? — удивился Мартышка, не заметивший этой черты.
— Ага. Он из-за этого переехал. В городе как? Схватишь кого, а он в ухо. Дали бы тут, он бы сразу ушел. Предупредил бы за месяц, — уточнила Элзи.
Мартышка понял ее. Как не понять, когда мысль так прекрасно выражена.
— Это верно, — сказал он.
— А вы не дадите ему в нос? — несмело спросила Элзи.
— Не дам.
— Может, по шлему стукнете? Когда не смотрит. Сердечно жалея наивное создание, Мартышка все же не стал скрывать горькую правду.
— Они смотрят всегда. Нет, Элзи, на меня не рассчитывайте. Тут подошел бы ваш брат. Как жаль, что он занят до сентября! За что его покарали?
— Сопротивление при исполнении. Дал полисмену по голове.
— Вот видите! Значит, все в порядке. Подождите до осени.
А почему вы здесь?
— Виски взять хотела. Гостеприимный Мартышка спохватился.
— Простите! —
— Для Гарольда, — пояснила Элзи. — Он в саду. Бросил мне камешек в окно и говорит, принеси выпить. В саду! — горестно вскрикнула она. — Приличные люди спят. Ну, никаких сил!
Она шмыгнула носом, и Мартышка поспешил ее утешить.
— Все будет хорошо, — заверил он. — Сигарету?
— Ага.
— Тут — турецкие, тут — виргинские.
Он дал ей прикурить от своей и, когда лица их соприкоснулись, в комнату вошел Билл.
Мы не знаем, можно ли назвать великими умами Билла Окшота и Мартышку, но в эту ночь они проявили свойство, присущее таким умам, а именно — думали в унисон. И тот, и другой, вспомнив о графине, пошли выпить.
Со встречи с лордом Икенхемом Билл испытывал то, что испытал бы, если бы фалды его фрака привязали к экспрессу Лондон — Эдинбург. Как многие, кого судьба свела с мятежным графом, когда тот — без поводка, молодой путешественник страшился будущего, а потому не мог заснуть. Бессонница располагает к жажде; жажда — к мысли о графинах.
И у Билла, и у Мартышки мысль не расходилась с делом, разница была в мелочах. Мартышка не знал, скрипят ли ступеньки, и шел осторожно, как Агаг, [70] знакомый с местностью, а Билл несся, словно бизон к водопою. Тем больше поразила его трогательная сцена. Элзи Бин проговорила «Ой!», Билл ничего не мог сказать. Он стоял и смотрел, потрясенный до глубины души.
Мартышка нарушил молчание первым.
— Привет, — заметил он.
— А, это вы, сэр! — прибавила Элзи.
70
Агаг— см. 1, Цар. 15.
— Здравствуйте, — сказал новоприбывший.
Говорил он отрешенно, ибо старался понять, хуже ли, если Мартышка невменяем. Несомненно, Элзи ошиблась, сообщив, что он уехал в Лондон, — он просто покатался, что вполне резонно в теплый летний день. Но хорошо это или плохо? Недавно сгоряча Билл подумал, что нормальный распутник лучше больного, а теперь — сомневался. Может быть, вменяемый растлитель особенно страшен?
Одно он знал точно: как только Элзи уйдет, он поговорит с ним, как с младшим братом — скажем, как Брабазон-Планк major с Брабазоном-Планком minor.
Возможность эта представилась раньше, чем подумали бы люди, хорошо знавшие невесту Поттера. Она была общительна и болтлива, но, нарушая строгий этикет, приличий придерживалась; и чутье подсказало ей, что, оказавшись в бигуди и в халате вместе с молодым хозяином и молодым же гостем, надо уйти как можно скорей. Этим начинаются все книги о достойном поведении.
Поэтому, учтиво промолвил: «Ну, спокойной ночи!», она ушла; а Мартышка ощутил какое-то неудобство, словно подуло из окна, посмотрел и понял, что его испепеляет пламенный взгляд.