Том 7. Пьесы, рассказы, сказки 1941-1966
Шрифт:
Вяземский уходит. Входит Пушкина.
Пушкина. Ну что ж, исполним этот странный обычай и попрощаемся. (Подает Лермонтову руку.) Я так рассеянна, я хотела подарить вам маленький нагрудный крестик, но забыла его дома. Такая досада!
Лермонтов. Достаточно вашего желания, сударыня. (Целует ей руку.)
Пушкина уходит. Лермонтов бросается к дверям. В них появляется Мусина-Пушкина. Она кладет Лермонтову руки на плечи. Судорожно гладит
Мусина-Пушкина (прячет голову на груди у Лермонтова и говорит шепотом). Как это страшно, Лермонтов. Но я не променяю эту любовь ни на что в мире.
Лермонтов подымает ее заплаканное лицо, одно мгновение смотрит на Мусину-Пушкину, потом целует ее глаза, лоб, губы.
(Крестит Лермонтова.) Теперь идите!
Лермонтов быстро выходит. В прихожей слышен гул голосов, прощальные возгласы, смех. Мусина-Пушкина делает движение к дверям прихожей, но опускается на кресло и сидит, закрыв лицо руками.
Звон бубенцов. Мусина-Пушкина вскакивает, подходит к окну и плачет, глядя на улицу. Быстро входит Софья Карамзина. Она обнимает Мусину-Пушкину за плечи и уводит в соседнюю комнату.
Софья Карамзина. Сейчас сюда войдут… Пойдемте ко мне.
Занавес
Слышна отдаленная ружейная перестрелка, крики. Потом так же далеко труба играет отбой.
На барабане сидит лекарь, знакомый нам по Тифлису. Он спокойно курит трубку и сплевывает. Солдаты вводят нескольких пленных горцев. Горцы – угрюмые и бесстрастные – садятся на землю и сидят неподвижно, поджав ноги, ни на кого не глядя.
Голос Лермонтова. Несите его к лекарю! Живо!
Солдаты вносят на шинели раненого. Он весь в земле. Лекарь подымает шинель и смотрит на раненого, потом снимает сюртук и засучивает рукава.
Лекарь. Эх ты, Иван-мученик! Как же это они так тебя поддели, азиаты?
Раненый (едва слышно). Не могу знать, ваше благородие…
Лекарь. Ну уж молчи, молчи. Я тебя долго мучить не буду.
Входит Лермонтов. Он в расстегнутой рубахе, с хлыстом в руке. Горцы, увидев Лермонтова, начинают взволнованно гортанно говорить друг с другом.
Лермонтов (лекарю). Ну что?
Лекарь (возится с раненым). Слышите, как чеченцы взбудоражились? Все из-за вас. Говорят, заколдованный, – ни пуля, ни шашка его не берут.
Лермонтов (нетерпеливо). Да я не о том. Как он? (Показывает глазами на раненого.)
Лекарь. Что как? Сами видите. Да нешто этот Иван-мученик из вашего отряда?
Лермонтов. Нет. Незнакомый.
Лекарь.
Солдат (стонет). Мне бы водицы испить…
Лермонтов становится на колени перед солдатом, достает флягу и, придерживая голову раненого, дает ему напиться.
Лермонтов. Так это ты, братец? Я тебя сразу узнал.
Раненый. Да и я вас сразу признал, ваше благородие. Караулил я вас в Петербурге. Нехорошо поступаете, ваше благородие.
Лермонтов (растерянно). Что нехорошо?
Раненый. Пули ищете. Я вас в бою приметил, Грех на себя берете, ваше благородие.
Лермонтов. Да нет, что ты. Я смерти не ищу. Что ты, братец.
Раненый. Ну, глядите. (Улыбается.) А вы, ваше благородие, тогда правильно угадали, – я пензенский, (Стонет.)
Входит генерал, с ним адъютант.
Генерал. Поручик Лермонтов!
Лермонтов встает, подходит к генералу, вытягивается.
Вы, голубчик, прямо безобразничаете. Пошли на штурм завала и даже шашки из ножен не вынули. Так с одним хлыстом и штурмовали. Война есть война, поручик.
Лермонтов. Виноват, ваше превосходительство. Генерал (адъютанту). Распорядитесь привести мне коня.
Адъютант уходит.
(Говорит тихо Лермонтову.) Что мне с вами делать, милый вы мой? Кому это вы стали поперек горла в Петербурге? (Сердито говорит, почти кричит.) Не велят вас ни беречь, ни награждать. Не велят! В отпуске в Петербург вам отказано. Довожу об этом до вашего сведения. Вы слышите?
Лермонтов. Так точно, слышу, ваше превосходительство.
Генерал (тихо). Подайте рапорт о болезни, и я вас отпущу на месяц в Пятигорск. Там, кстати, собрались ваши друзья.
Лермонтов. Благодарю, ваше превосходительство. Разрешите идти?
Генерал. Да куда вы все торопитесь, поручик?
Лермонтов. Здесь умирает мой солдат, ваше превосходительство.
Генерал. А-а, ну идите, голубчик, идите. (Уходит.)
Лермонтов снова подходит к раненому. Раненый лежит неподвижно.
Лекарь (вытирает руки и надевает сюртук). Царствие небесное, вечный покой. Отмучился, бедняга.
Лермонтов закрывает солдата шинелью и снимает фуражку. Он, видимо, потрясен. Старый горец-пленный берет горсть земли и бросает на шинель, которой укрыт раненый. Лермонтов оглядывается. Горец печально улыбается Лермонтову. Лермонтов так же печально улыбается ему в ответ и похлопывает горца по плечу.