Том 7. Пьесы, рассказы, сказки 1941-1966
Шрифт:
Одоевский. Отдай стихи сейчас же. Они великолепны.
Лермонтов. Я сам знаю им цену. (Рвет стихи.)
Жерве вскакивает и хватает Лермонтова за руку.
Жерве. Не смей!
Лермонтов (вырывается). Пусти, Жерве! (Встает и бросает разорванные стихи за перила.)
Ветер подхватывает обрывки бумаги и уносит в Куру.
Одоевский.
Лермонтов хохочет. Все происшедшее вызывает некоторое смятение в духане. Духанщик подбирает с пола несколько не унесенных ветром листков и подает их Лермонтову. Листки перехватывает Жерве.
Лекарь (он слегка пьян). Драгуны! Драчуны! (Наливает вино в стакан.) Не имею чести вас знать, молодые люди, но позвольте мне, старику, выпить за вас. Люблю горячих людей. (Пьет.) Не успели войти– и тотчас же у вас схватка из-за письма. (Встает и подходит к столику Лермонтова.)
Лермонтов пододвигает ему стул, лекарь садится.
Наверняка письмо какой-нибудь красавицы княгини.
Лермонтов (неохотно). Нет… Так… Неудачные стихи.
Лекарь. Да… Стихи. Вот вы небось смотрите на меня и думаете: старый корешок, армейская затычка, закис на Кавказе и ни о чем не волнуется сердцем, ни о чем не имеет понятия. А между тем, представьте себе, люблю всякую поэтичность. Даже Пушкина случалось читать. Да и видел я его однажды в холодной сакле по дороге в Арзрум. Замечательный был человек.
Жерве (лукаво). Чем же он был замечательный?
Лекарь. Э-э, да разве вам втолкуешь! Не взыщите, но у вас одна мазурка свистит в голове. На то вам и молодость.
Лермонтов. Да… Вам повезло, признаться, больше, чем мне. Я его не видал.
Лекарь (не слушает Лермонтова). Возвышенный был человек… Да вот не уберегли… убили… Узнал я об этом, и даже дрогнуло сердце, – неужто, думаю, не найдется отомстителя? Неужто совсем оскудела смельчаками Россия? Однако, рассказывают, нашлась благородная душа, некий гусар (говорит таинственно) Лермонтов. Он вступился за убитого Пушкина, и, говорят, сослали его за это на Кавказ, на боевую линию, подставили под черкесские пули.
Лермонтов встает и подходит к перилам балкона. Он явно взволнован.
Лермонтов. Что это так сильно блестит на горизонте?
Лекарь. Это Казбек. Вижу я, что не по душе вам мой разговор, господин прапорщик.
Лермонтов. Нет… почему… Но все же не будем говорить об этом.
Лекарь (задираясь).
Жерве. По той простой причине, сударь, что-Лермонтов находится перед вами.
Лекарь потрясен. Он встает, тяжело опирается рукой о стол и низко склоняет перед Лермонтовым седую голову.
Лекарь. Видит бог, не ожидал я такой встречи. (Крепко пожимает руку Лермонтова.) Простите меня, старика, но одно я вам скажу от чистого сердца: хотел бы я иметь такого отважного сына, как вы.
Лермонтов (улыбается). Я очень скверный ребенок.
Жерве. Не обрадовались бы вы такому прелестному сыну.
Входит возница.
Возница (робко). Пора бы ехать, ваши благородия. Дело осеннее, – надо засветло перевалить через Крестовую.
Лекарь. Ступай вон, невежа!
Возница скрывается.
Смею спросить, куда изволите ехать?
Лермонтов. В Петербург. Я и мой однополчанин Жерве – мы оба получили помилование.
Лекарь (кричит духанщику). Тогда тащи вина! Вина, каналья, из самых твоих заветных бурдюков!
Духанщик тащит вино. Зурначи бросают игру в кости и берутся за барабан и дудку. Как только наполняются вином первые стаканы, зурначи ударяют быструю, но заунывную мелодию. Чиновник просыпается и жадно смотрит на веселое общество за столиком. Музыка привлекает любопытных. Духан наполняется худыми грузинскими крестьянами, мушами, погонщиками.
Лермонтов (подзывает духанщика, незаметно дает ему пачку ассигнаций). Угости всех вином.
Духанщик что-то сердито кричит по-грузински. Необыкновенное оживление. Посетители, смеясь, толпятся у стойки. Духанщик наливает им вина. Тогда они кланяются Лермонтову и молча, торжественно пьют. Лермонтов встает и выпивает стоя свой стакан.
Одоевский. Ты хорошо прощаешься с Кавказом, Миша.
Лермонтов. Он стоит того. Но все же я счастлив, что возвращаюсь в Россию. Там все. Там друзья и надежды. И поверишь ли, Саша, почему-то поэзия легче всего рождается под нашим сереньким небом.
Одоевский. Да, тоска… Много бы я дал, чтобы услышать, как палый лист шумит под ногой, чтобы увидеть туман над родными полями…
Лермонтов. Брось, Саша. Увидишь все. Мужайся.
Лекарь (Одоевскому). Я хоть прост, батюшка, да хитер. Вы из ссыльных?
Одоевский. Да, я ссыльный.
Лекарь. За декабрь?
Одоевский. Совершенно точно, за декабрь.
Лекарь. Много вашего брата сгноили в солдатской шинели… Простите, не имею чести знать вашего имени…