Том 7. Пьесы
Шрифт:
Завьялов. Что? Это правда?
Таня. Правда. Я сама не понимаю. Я — нечаянно. Честное слово! Свои деньги и общественные деньги… лежали вместе. Честное слово! И все так дорого, ужас! Ты понимаешь… Цветочки… Продукты… Простыней целых не было… Я стеснялась перед тобой.
Завьялов. Общественные деньги?
Таня. Когда у тебя не было, ведь я тебе ничего не говорила. Я только хотела, чтоб тебе было здесь, у нас, хорошо и уютно, как в будущем… А теперь у тебя есть, и вот…
Завьялов. Ах, вот что! Я же и виноват! Что это? Шантаж?! Какая гадость, какая мерзость! Мне здесь душно. Здесь воздух отравлен алкоголем и… и сапогами. Удушливый воздух
Таня. Ванюша!
Завьялов. Оставьте меня! (Уходит.)
Те же, без Завьялова.
Таня. Что ты сделала, бабушка! (Идет к двери, куда ушел Завьялов. Останавливается. Хочет постучать. Рука бессильно падает.)
Пауза. Бабушка крестится мелко и часто.
Входит мать.
Таня (быстро оборачивается к ней, с надеждой). Ну?
Пауза.
Мать безнадежно машет рукой, уходит. Пауза.
Бабушка совсем по-старушечьи плетется за матерью, утирая нос кончиком платка или полы кофты.
Таня одна. Она бежит следом за ними. Потом останавливается, поворачивается и идет к двери Завьялова. Останавливается. Хочет опять постучать. Опускает руки. Стоит. Пауза. Поворачивается. Идет к кровати. Ложится. Встает. Опять ложится. Достает рукой сундучок матери. Встает. Открывает сундучок. Вынимает из сундучка наган, осматривает барабан. Слышно, как поет бабушка: «Как в субботу, день ненастный…» Закрывает дверь в коридор. Ходит на цыпочках. Достает лист бумаги. Ищет карандаш. Не находит. Комкает бумагу. Прикладывает револьвер к сердцу, опускает. Крутит барабан. Отходит в угол. Зажмуривается. Пауза.
Врывается Женя.
Женя. Танька!
Таня (испуганно). Ах!
Женя. Брось! Сию минуту брось! Отдай наган! Отдай сейчас же! А то как двину в ухо!
Тихая борьба. Он вырывает у нее из рук револьвер.
Дура!
Таня (шепотом). Тише! Не кричи! Отдай!
Женя (подчиняясь, шепотом). Ты что, с ума сошла?!
Таня (шепотом). Зачем?
Женя (шепотом). А вот за тем самым. Все известно! (Вынимает сберегательную книжку.)Сберкнижка. Четыреста пятьдесят рублей. Открыта до двенадцати ночи.
Дальнейший разговор весь шепотом.
Таня. Да.
Женя. Одевайся.
Таня. Да. Сейчас… (Одевается поспешно.)
Женя. В два счета!
Таня. Ты… ты… Спасибо! Дай я тебя поцелую. Дружок!
Женя. Потом. Скорей!
Пауза.
А он?
Таня. Эх! Идем!
Пауза.
А велосипед?
Женя. Черт с ним! Пойду в Крым пешком.
Уходят.
Завьялов входит.
Завьялов.
Входит Вера Газгольдер. Она весьма пикантна и прелестно одета, по самой последней моде.
Завьялов. Что вам угодно?
Вера Газгольдер. Если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету. (Протягивает ему руку.)Вера Газгольдер.
Завьялов долго смотрит на нее. Она улыбается. Потом он воровато оглядывается. Запирает дверь. Она бросается к нему в объятия. Долгий поцелуй.
Занавес.
Действие третье
Комната в квартире Веры Газгольдер. Все интеллигентно. Беспорядок. Открытый чемодан. Цветы. Вечер. Телефон.
Вера Газгольдер одна.
Вера Газгольдер (разговаривает по телефону). Будьте любезны, портье «Метрополя». Мерси! Это портье? С вами говорит Вера Федоровна Газгольдер. Газгольдер. А вы припомните! Я у вас бываю в ресторане под каждый выходной день. Да, да. Под прошлый выходной на мне была котиковая шубка и белый беретик. Я была со своим первым мужем, инженером Воскобойниковым. Нет, нет! Вы ошибаетесь, Николай Борисович Грудинский — это как раз второй муж. Я с ним уже давно ничего общего не имею. А это был как раз Воскобойников. У меня с ним до сих пор самые дружеские отношения. Еще в фойе был скандал. А я как раз сидела на диванчике с Воскобойниковым. Теперь припоминаете? Ну, это не важно. Одним словом, у меня к вам просьба. У вас есть свободные машины на совзнаки? Для меня всегда? Вы очень любезны. Но это не важно. В таком случае, пожалуйста, пришлите мне через полчаса линкольн по адресу: Новинский бульвар, пятнадцать, квартира шесть; мне надо на вокзал. Через полчаса будет? Мерси! Я как раз уезжаю недели на две в Крым. Мерси, мерси! Так я буду ждать. (Кладет трубку. Укладывается. Смотрит на часы. Суетится. Напевает.)
Звонок телефона.
Алло! Сента? Здравствуй, Сента! Представь себе, уезжаю в Крым. Через полчаса. С Завьяловым… Так и случилось. Муж? Он еще ничего не знает… Нет, он в театре. Я ему оставлю записку. А ты думаешь, мне не жалко? Ужасно жалко, ужасно! Но что ж делать? Сердце не камень. Это выше моих сил. Да, да, сильна, как смерть. Ничего не могу с собой поделать. Совершенно верно: сошла с ума. Ничего не соображаю. С первого взгляда. Можешь мне не верить, но я сама себя не узнаю. Вот и сейчас с тобой разговариваю, а щеки так и горят, так и горят. Я даже думаю, что у меня повышенная температура. Нет, серьезно. Наверно, тридцать семь и шесть. С ума сойти. В первый раз я встречаю такого человека: новый до мозга костей, смелый, солнечный, такой современный-современный. В нем ничего мещанского, ничего банального! Нет, нет, это уже в последний раз: всерьез и надолго… навсегда! Ты себе представить не можешь, до чего я счастлива! Ну да, ну да! В Крым, в международном. Потом на Кавказ: в Батум, на Зеленый Мыс… Ты себе представляешь? Еще бы!.. Что? Патефон? Обязательно! Конечно. Разумеется! Пятнадцать пластинок… Вертинского? Конечно, нет! Вертинский — это уже стало банально. Дурной тон. Я вчера украла у Воскобойникова две замечательные, только что из-за границы. Еще ни у кого нет. Совершенно новые! Подожди, не отходи от телефона, я тебе сейчас поставлю одну. (Пускает патефон, прикладывает к нему телефонную трубку; изредка произносит в трубку реплики восхищения.)Ну, что ты скажешь? Правда, замечательно? Слушай, слушай! Сейчас будет изумительное место. Ты думаешь, это оркестр? Нет. Это поют в джазе… Вот, вот! Ну, как тебе нравится?