Том 7. Последние дни
Шрифт:
— Анна Андреевна, благословите постоянную любовь.
Анна Андреевна в сильнейшем изумлении вскрикнула:
— Так вы в нее…
На самой лучшей тройке к дому городничего подкатил Осип. Он торопливо подошел к двери и остановился. До него доносилось что-то необыкновенное. Городничий кричал:
— Да благословит вас бог, а я не виноват!
Перепуганный Осип быстро вошел в комнату и увидел, как Хлестаков целовался с Марьей Антоновной. Осип нарочито громко сообщил:
— Лошади готовы.
Хлестаков
Городничий, Анна Андреевна и Марья Антоновна бросились к окну, чтобы проверить.
Осип подозвал Хлестакова и шепотом говорил:
— Погуляли два денька, ну и довольно. Неровен час, какой-нибудь другой наедет.
Хлестаков тоже шепотом:
— Нет, мне еще хочется пожить здесь. Пусть завтра…
Осип требовал:
— Да чего завтра, ведь вас, право, за кого-то другого приняли, а лошади тут какие славные.
Шестаков вздохнул, обернулся к городничему:
— Да, еду.
Городничий растерялся:
— А как же, то есть… вы изволили сами намекнуть насчет, кажется, свадьбы.
Хлестаков вывертывался:
— А это… на одну минуту. Только на один день к дяде, богатому старику, и завтра же назад.
Настоящий ревизор летел на тройке во весь опор, бричку подбрасывало на шатких мостках. Ревизор стоял в бричке и подгонял ямщика, ямщик — лошадей…
У парадного крыльца городничего стоял тарантас, запряженный тройкой добрых коней.
Осип торопился, укладывая нехитрый багаж, опасливо оглядываясь по сторонам, не задержат ли. Тренькали нетерпеливые бубенцы.
Настоящий ревизор летел во весь опор по Екатерининской дороге.
Хлестаков, провожаемый всем семейством городничего, вышел на крыльцо.
Неизвестно откуда, точно из-под земли, вынырнули Бобчинский и Добчинский. Им хотелось до страсти узнать, что произошло.
Хлестаков на глазах у всех привлек в свои объятия Марью Антоновну:
— Прощайте, ангел души моей, Марья Антоновна.
Иван Александрович с удовольствием целовал раскрасневшуюся Марью Антоновну.
Бобчинский и Добчинский впитывали все, что видели. Городничий умиленно ворковал:
— Прощайте, ваше превосходительство.
Хлестаков оторвался от Марьи Антоновны и, взглянув на аппетитную Анну Андреевну, бросился к ней:
— Прощайте, маменька.
Иван Александрович сел в тарантас, и тройка тронулась.
Городничий махал платком. Женщины посылали воздушные поцелуи. И только Добчинский и Бобчинский, ухватившись за крылья тарантаса, бежали по дороге, не желая расставаться с вельможей.
Бобчинский еле поспевал за тарантасом, на бегу успел ввернуть просьбу Ивану Александровичу:
— Прошу покорнейше… сказать всем там сенаторам и адмиралам… что вот живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский…
Ямщик
Бубенцы, захлебываясь, уносились вдаль, и уже не видно самой тройки, а только звуковой след от Хлестакова долго еще был слышен.
Петры Ивановичи подбежали к семейству Антона Антоновича.
Они видели, как вельможа целовался с Марьей Антоновной, можно сказать, без их участия совершились огромные события.
Антон Антонович не мог прийти в себя от всего случившегося.
— Фу ты, канальство, с каким дьяволом породнились!
Петры Ивановичи восторженно всплеснули руками и вмиг исчезли разносить последнюю новость…
— Как ты думаешь, Анна Андреевна: можем мы теперь влезть в генералы?
Анна Андреевна подтверждала:
— Конечно, можем.
— Ведь почему хочется быть генералом? — мечтал Антон Антонович. — Потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!»
И, как далекое эхо, еле слышно доносилось:
— Ло-ша-дей для его превосходительства Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского…
Антон Антонович входил в раж и представлял себе картину:
— И там на станциях никому не дадут лошадей. Все дожидаются, все эти титулярные, капитаны, городничие…
Антон Антонович заливался и помирал со смеху.
— Какие мы теперь с тобою птицы сделались! Высокого полета, черт побери!
Купчина в длиннополом черном сюртуке торопливо перебежал дорогу.
Городничий, увидев его, вмиг вспомнил все обиды, причиненные купцами, и вся сила и энергия его души обрушились теперь на них:
— Постой! Теперь я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Из разных мест к городничему метнулись пять полицейских со шляпой и шпагой Антона Антоновича.
Петры Ивановичи носились по торговым рядам и баламутили купцов известиями о том, что ревизор женится на дочери городничего, и неслись дальше.
Торговые ряды зашумели, словно потревоженный улей. «Архиплуты, протобестии, надувалы мирские», подгоняемые страхом, сбились вокруг купца Абдулина, теперь над купцами нависли тучи.
В полной парадной форме, при всех регалиях, со свитой из пяти полицейских Антон Антонович шел по улицам уездного города, и шествие замыкали пустые дрожки.
Антон Антонович, руководимый желанием мести, алкал встречи с купцами. С губ его срывались обрывки угрожающих звуков, что-то отдаленно напоминающее «Гром победы, раздавайся», переходящее в марш городничего. Купцы собрались в лавке Абдулина и прислушивались к надвигающемуся маршу, и вдруг раздалось:
— Здорово, соколики!
Купцы сразу склонились и в пол бубнили: