Том 7. Стихотворения

Сологуб Федор Кузьмич

«Туман не редеет…»

Туман не редеет Молочною мглою закутана даль, И на сердце веет Печаль. С заботой обычной, Суровой нуждою влекомый к труду, Дорогой привычной Иду. Бледна и сурова, Столица гудит под туманною мглой, Как моря седого Прибой. Из тьмы вырастая, Мелькает и вновь уничтожиться в ней Торопится стая Теней.

«Короткая

радость сгорела…»

Короткая радость сгорела, И снова я грустен и нищ, И снова блуждаю без дела У чуждых и тёмных жилищ. Я пыл вдохновенья ночного Больною душой ощущал, Виденья из мира иного Я светлым восторгом встречал. Но краткая радость сгорела, И город опять предо мной, Опять я скитаюсь без дела По жёсткой его мостовой.

«Запах асфальта и грохот колёс…»

Запах асфальта и грохот колёс, Стены, каменья и плиты… О, если б ветер внезапно донёс Шелест прибрежной ракиты! Грохот на камнях и ропот в толпе, — Город не хочет смириться. О, если б вдруг на далёкой тропе С милою мне очутиться! Ясные очи младенческих дум Сердцу открыли бы много. О, этот грохот, и ропот, и шум, — Пыльная, злая дорога!

«Иду я влажным лугом…»

Иду я влажным лугом. Томят меня печали. Широким полукругом Развёрнутые дали, Безмолвие ночное С пленительными снами, И небо голубое С зелёными краями, — Во всём покой и нега, Лишь на сердце тревога. Далёко до ночлега. Жестокая дорога!

«Закрывая глаза, я целую тебя…»

Закрывая глаза, я целую тебя, — Бестелесен и тих поцелуй. Ты глядишь и молчишь, не губя, не любя, В колыханьи тумана и струй. Я плыву на ладье, — и луна надо мной Подымает печальный свой лик; Я плыву по реке, — и поник над рекой Опечаленный чем-то тростник. Ты неслышно сидишь, ты не двинешь рукой, — И во мгле, и в сиянии даль. И не знаю я, долго ли быть мне с тобой, И когда ты мне молвишь: «Причаль». Этот призрачный лес на крутом берегу, И поля, и улыбка твоя — Бестелесное всё. Я забыть не могу Бесконечной тоски бытия.

«Под холодною властью тумана…»

Под холодною властью тумана, Перед хмурой угрозой мороза, На цветках, не поблекнувших рано. Безмятежная, чистая грёза. С изнемогшей душой неразрывны Впечатленья погибшего рая, И по-прежнему нежно призывны Отголоски далекого мая.

«Не ужасай меня угрозой…»

Не ужасай меня угрозой Безумства, муки и стыда, Навек останься лёгкой грёзой, Не воплощайся никогда, Храни безмерные надежды, Звездой далёкою светись, Чтоб наши грубые одежды Вокруг

тебя не обвились.

«Я от мира отрекаюсь…»

Я от мира отрекаюсь, Облекаюсь тёмной схимой И душою устремляюсь В тот чертог недостижимый, Где во мгле благоуханий, В тихом трепете огней Входит бледный рой мечтаний В круг больных и злых теней. И к сокрытому престолу С необычными дарами Мы подходим, очи долу, С необутыми ногами, И приносим жертву Богу, Службу ясную поём, Но к заветному порогу Человека не зовём.

Ариадна («Сны внезапно отлетели…»)

Сны внезапно отлетели… Что ж так тихо всё вокруг? Отчего не на постели С нею мил-желанный друг? Смотрит, ищет, — и рыдает, И понятно стало ей, Что коварно покидает Обольщённую Тезей. Мчится к морю Ариадна, — Бел и лёгок быстрый бег, — И на волны смотрит жадно, Голосящие о брег. Лёгким веяньем зефира Увлекаемы, вдали, В синем зареве эфира Исчезают корабли. Парус чёрный чуть мелькает, — И за милым вслед спеша, Улетает, тает, тает Ариаднина душа.

«Из мира чахлой нищеты…»

Из мира чахлой нищеты, Где жёны плакали и дети лепетали, Я улетал в заоблачные дали В объятьях радостной мечты, И с дивной высоты надменного полёта Преображал я мир земной, И он сверкал передо мной, Как тёмной ткани позолота. Потом, разбуженный от грёз Прикосновеньем грубой жизни, Моей мучительной отчизне Я неразгаданное нёс.

«Для чего в пустыне дикой…»

Для чего в пустыне дикой Ты возник, мой вешний цвет? Безнадёжностью великой Беспощадный веет свет. Нестерпимым дышит жаром Лютый змей на небесах. Покоряясь ярым чарам, Мир дрожит в его лучах. Милый цвет, ты стебель клонишь, Ты грустишь, ты одинок, — Скоро венчик ты уронишь На сухой и злой песок. Для чего среди пустыни Ты возник, мой вешний цвет, Если в мире нет святыни, И надежды в небе нет?

«Этот сон-искуситель…»

Этот сон-искуситель, Он неправдою мил. Он в мою роковую обитель Через тайные двери вступил, — И никто не заметил, И не мог помешать. Я желанного радостно встретил, И он сказочки стал мне шептать. Расцвели небылицы, Как весною цветы, И зареяли вещие птицы, И пришла, вожделенная, ты… Этот сон-искуситель, Он неправдою мил. Он мою роковую обитель Безмятежной мечтой озарил.