Том 7. Стихотворения

Сологуб Федор Кузьмич

«Лёгким движеньем бессильной руки…»

Лёгким движеньем бессильной руки Новое русло из мощной реки Ты отворила, и длинный канал Быстро рекой многоводною стал. Лёгким движеньем иль словом одним Часто мы дело большое творим, Если стихийная воля за нас, Если настал исполнения час.

«Из кадильницы с ладаном — дым благовонной волною…»

Из кадильницы с ладаном — дым благовонной волною. Погребальный обряд совершается

трудно и больно. Погребальные песни протяжно звучат надо мною. Содрогаясь душой боязливой, тоскую невольно, И томит меня ужасом вьющийся в воздухе ладан, Сиротливой тоскою томят меня чьи-то рыданья. Над раскрытой могилой душою моей не разгадан Потаённый удел отошедшего в вечность созданья.

«Влачится жизнь моя в кругу…»

Влачится жизнь моя в кругу Ничтожных дел и впечатлений, И в море вольных вдохновений Не смею плыть и не могу. Стою на звучном берегу, Где ропщут волны песнопений, Где веют ветры всех стремлений, И всё чего-то стерегу. Быть может, станет предо мною, Одетый пеною морскою, Прекрасный гость из чудных стран, И я услышу речь живую Про всё, о чем я здесь тоскую, Про всё, чем дивен океан.

«На закат, на зарю…»

На закат, на зарю Долго, долго смотрю. Слышу, кровь моя бьётся И в заре отдаётся. Как-то весело мне, Что и я весь в огне. Это — кровь моя тает, И горит да играет Над моею горой, Над моею рекой. Вот заря догорела, Мне смотреть надоело, Я глаза затворил, Я весь мир погасил.

Всё во всём

Если кто-нибудь страдает, Если кто-нибудь жесток, Если в полдень увядает Зноем сгубленный цветок, — В сердце болью отзовётся Их погибель и позор, И страданием зажжётся Опечаленный мой взор: Потому что нет иного Бытия, как только я; Радость счастья голубого И печаль томленья злого, Всё, во всём душа моя.

«Под звуки дивной арфы…»

Под звуки дивной арфы Давид псалмы слагал, И в это время ветер Смиренно умолкал, И птицы петь не смели, И воды не текли, — Одна хвала звучала Во всех концах земли. Когда ж он утомится Творца земли хвалить, Тогда повсюду птицы Спешат его сменить, И воды заструятся, Создателя хваля, — Хвалой многоголосной Наполнится земля.

Больная жена

Ты

больна, но вся прекрасна, как мечта. Ты святою тишиною повита. Нет огня в твоих потупленных очах, Нет лобзаний и улыбок на устах. Мне не снять с тебя венчальный твой убор, Не зажечь стыдом мне твой невинный взор. Нет, мой друг, ты будешь мирно почивать, — Стану я твой чуткий сон оберегать. Люди злы, и нас с тобою осмеют. Мы не пустим их в наш радостный приют.

«Вижу зыбку над могилой…»

Вижу зыбку над могилой, Знаю, — мать погребена, И ребёнка грудью хилой Не докормит уж она. Нет младенца в колыбели, Крепко спит в могиле мать, — Только зимние метели Станут зыбку подымать. Эта зыбка и могила, — В них мой образ вижу я: Умерла былая сила, Опустела жизнь моя, — Кто-то вынул сон прекрасный Из души моей больной, И томит меня безгласной, Бездыханной тишиной.

«Какие злые перемены!..»

Какие злые перемены! Зачем же вас я должен знать? Опять меня замкнули стены, Я каменеть начну опять. И шум и грохот воздвигаю Опять на улицах моих, И понемногу забываю О тишине ночей лесных, И учреждаю я торговлю, И зажигаю фонари, И забываю сад, и кровлю, И свежесть утренней зари.

«Я — бог таинственного мира…»

Я — бог таинственного мира, Весь мир в одних моих мечтах. Не сотворю себе кумира Ни на земле, ни в небесах. Моей божественной природы Я не открою никому. Тружусь, как раб, а для свободы Зову я ночь, покой и тьму.

«Одно моё спасение…»

Одно моё спасение В больной моей судьбе — Господне попечение О суетном рабе. Он голову склонённую Огнём грозы обвил, И плоть изнеможённую Бессильем поразил. Он сжёг мои желания Пылающим огнём, И сплёл мои страдания Терзающим венцом. Молитвою усердною Душа моя горит. Рукою милосердною Господь меня хранит. Ведёт меня медлительно Он верною тропой. Тоска моя томительна, Молчанье надо мной. Иду в Отцовы дальные, Блаженные края, И дни мои печальные Благословляю я. Одно моё спасение В больной моей судьбе — Господне попечение О суетном рабе.