Том 7. Сухой хлеб

Платонов Андрей Платонович

— Бей меня теперь ты! — сказал пан ребенку. — Бей изо всех сил! Я дам тебе конфетку!

Они находились сейчас на травяной поляне; среди травы росли молчаливые цветы — синие и желтые — яркие от света, будто у них были сияющие, видящие глаза. Пан повалился в траву и попросил Алтеркэ:

— Бей меня кулаком!

Алтеркэ ударил потихоньку.

— Сильнее! — приказал пан.

Алтеркэ дал ему в глаз, чтоб было больнее. В ответ пан тоже толкнул Алтеркэ; тогда мальчик схватил пана за волосы и ткнул ему рукою в шею. Пан ожесточился и привстав, схватил Алтеркэ, прижал его к себе и стал кататься по траве. Задыхаясь, Алтеркэ обнял пана за шею, чтоб он не бил и не

мучил его. Однако пан не понял Алтеркэ; он пришел в исступление, чувствуя в своих руках жалкое, но живое и терпеливое тело мальчика, цепко прильнувшее к нему. Пан оторвал от себя Алтеркэ и бросил его в траву. Алтеркэ умолк, притворившись, мертвым, потом, тихо отдышавшись, сам бросился на пана и стал бить его кулаками по ногам. Пан сначала стоял смирно, с наслаждением сберегая свою ярость, пока в сердце его не стало душно от злобы. Тогда он вскрикнул и откинул Алтеркэ ногой от себя. Алтеркэ упал, но вновь поднялся, чтобы кинуться на своего врага. Пан подпустил его к себе и ударил кулаком в лицо. Алтеркэ припал было к земле, но встал опять и молча прыгнул на пана и попал ему в руки. Пан сжал Алтеркэ и, размахнувшись маленьким несдающимся телом, бросил его головою о ствол ближнего дерева.

Алтеркэ потерял память и остался лежать под деревом, как умерший или уснувший.

Ночью он очнулся и пошел по саду, не помня более отца и не понимая про себя, кто он такой.

Алтеркэ вышел на середину мельничного двора и принялся искать на камнях во тьме потерянную конфету. Он искал ее до рассвета, но не нашел, и, когда закричали петухи. он решил, что конфету проглотил петух.

Старая кухарка из людской кухни увела утром Алтеркэ в кухню и дала ему ломоть хлеба. Разглядев мальчика, она умыла его, вытерла ему голову мокрым полотенцем, чтобы разошлись волосы, слипшиеся от крови, и сказала:

— Ты скоро кончишься: у тебя глазки потухли.

Алтеркэ не ответил ей; он сейчас хотел только есть, и больше ему ничего не надо было. Поев, он уснул за столом, и кухарка отнесла его спать в сени, постелив ему подстилку на старом ларе.

С тех пор Алтеркэ стал жить в людской кухне на мельничном дворе. Боясь хозяев-панов, старуха кухарка прогоняла Алтеркэ, но он, не помня теперь об отце, забыв про свое прошлое и не думая ни о чем, возвращался всегда обратно. Его влекла на людскую кухню привычка есть хлеб и спать на старом ларе.

Молодые паны и разные дворовые люди — приказчики, конторщики, весовщики и другие — приучились постоянно играть с безумным Алтеркэ. Они играли с ним всегда одинаково — вынимали из кармана какую-либо бумажку и звали мальчика — «Алтеркэ, Алтеркэ, на тебе конфетку!» Алтеркэ покорно подходил и протягивал руку, и тогда его, чтоб он отвык от сладкого, били по голове или валили на землю. Алтеркэ никогда не плакал от боли, он молча вставал и отходил, пока его не звал еще кто-нибудь тем же обещанием конфетки и Алтеркэ сейчас же подходил к зовущему его человеку и протягивал руку за конфеткой. Некоторые люди из дворовых служащих жалели и даже нередко ласкали Алтеркэ, но он не понимал их жалости и к ласкам их относился равнодушно; пока его не звали, чтобы побить или пожалеть, он не подходил к людям, и уходил от них, как только его оставляли их руки.

Осенью старая кухарка стала стелить Алтеркэ на печке, чтобы он спал в тепле. Кухарка теперь кормила Алтеркэ лучше потому что молодые паны и старый пан все уехали воевать на войну, некому было попрекать за лишний кусок хлеба.

Алтеркэ спал на печке подолгу, не только ночью, но и днем, и ему снились сновидения, и он видел во сне отца и его верстак на чужой кухне, а проснувшись,

он забывал свои сновидения. Лишь один раз он, проснувшись, все еще помнил лицо своего отца, потому что старуха кухарка разбудила Алтеркэ среди ночи и сна. Она стояла с лампой в руках среди кухни и будила всех, кто ночевал в помещении.

— Паны наши приехали и с ними еще паны — офицеры и солдаты: война на дворе будет! — говорила она.

Все ночующие люди встали. Алтеркэ посмотрел на них и опять задремал.

Проснулся он от молний, сверкавших за окном, и пулеметной пальбы, которую он не слышал никогда и не понимал, что она такое.

В кухне было пусто, все люди, и старая кухарка, ушли: на дворе начинался рассвет.

Алтеркэ слез с печки и вышел на большой пустой двор. От каменных ворот двора била в сад огнем какая-то трубка или что другое, а из сада, от панского дома, тоже сверкал огонь. Алтеркэ направился на середину двора и там сел на замощенную землю. Стрельба прекратилась. Алтеркэ стал копаться в земле, рассматривая травинки меж камнями. Немного погодя из панского дома снова засверкало пламя и воющие падающие пули стали высекать огонь из камней возле Алтеркэ. От дворовых же ворот огнем больше не стреляли.

Вдруг Алтеркэ услышал знакомый голос молодого пана, который звал его из мучного амбара:

— Алтеркэ, Алтеркэ, на тебе конфетку!

Алтеркэ сейчас же встал и пошел туда заранее протянув руку.

Из амбара раздался выстрел — горячий ветер прошел мимо щеки Алтеркэ, и мальчик сел на землю. Затем большой незнакомый солдат пробежал около Алтеркэ с поднятой рукой; он бросил что-то в амбар, и оттуда вылетели огненные камни и закричал человеческий голос. Солдат тут же схватил Алтеркэ с земли и унес его с собою.

За каменными столбами ворот Алтеркэ увидел другого незнакомого солдата, лежавшего у трубки на колесах. Алтеркэ посмотрел в близкое лицо того солдата, который держал его на руках. Лицо солдата под железной шапкой было в поту, и солдат улыбнулся в ответ мальчику, заметив его взор, а потом сказал ему что-то, неизвестные слова. Алтеркэ увидел на рукаве солдата красную звезду, но он не знал, какие бывают звезды вблизи, и не понял, что это такое.

Солдат лег на землю ко второй трубке на колесах и, тесно прижав Алтеркэ к себе, почти целиком укрыл его своим большим, часто дышащим телом.

Из панского дома начали часто стрелять по воротам, другой солдат тоже палил туда огнем из трубки, а солдат, укрывший Алтеркэ, не стрелял, а только смотрел вперед из-под железной шапки.

Земля загудела на дороге — и большая железная машина пронеслась в ворота, мимо Алтеркэ и лежавших солдат. Из машины палили толстым огнем, а из панского дома перестали стрелять.

Солдат поднялся на ноги и взял к себе на руки дрожащего Алтеркэ.

— Не бойся, больше стрелять не будем, операция кончена, — сказал красноармеец, но Алтеркэ не понял его.

Красноармеец погладил Алтеркэ по черным вьющимся волосам.

— Что ты худой, напуганный такой? Кто тебя мучил здесь? — сказал он. — Мы им отшибем руки вместе с головой.

Алтеркэ чутко разглядывал чужое доброе лицо. И он вспомнил отца, приснившегося ему сегодня в сновидении.

— Отведи меня к отцу в тюрьму, — попросил Алтеркэ.

Красноармеец не знал еврейского языка, но вполне согласился с мальчиком.

Бой на мельничном дворе окончился. К воротам подошли пешие красноармейцы с ружьями. В людской кухне появилась старая кухарка и начала стряпать обед для красноармейцев. Алтеркэ же взял за руку того красноармейца, который вынес его со двора, и велел ему идти искать с ним тюрьму и отца.