Том 7. Только очень богатые
Шрифт:
— Не пора ли прояснить ситуацию, как ты обещала?
— Ладно. Начнем с тебя. По телефону я сказала папочке и Соне, что ты американец и деньги у тебя просто из ушей валятся. Почти так же богат, как я сама. Все свои деньги ты инвестируешь в рудную промышленность.
— Неплохо придумано.
— Сейчас в Австралии бум полезных ископаемых. Никель, бокситы, нефть — все, что только добывается из земли. Основная идея состоит в том, что это должно роднить тебя с моим папочкой. У вас будет о чем поговорить.
— Великолепно! Я просто кладезь премудрости, когда дело касается всякой руды.
— Папочка один из самых разговорчивых людей на свете, — весело сказала она, — поэтому все, что ему необходимо, — это внимательный слушатель!
— Чем он занимается, помимо разговоров?
— Он играет на бирже. Спекулирует акциями, в основном в сырьевой отрасли.
1
Никель — монета в пять центов.
— О’кей! Значит, мне надо терпеливо выслушивать папочку и каждый раз быстро вылезать из постели, когда в комнату зайдет Соня Шеппард. Что еще?
— Почему бы нам сначала не поесть? Отдай должное этим маленьким австралийским устрицам, Дэнни. Посмотри, как они аппетитно выглядят, так и жаждут быть съеденными.
Примерно через час официанты убрали остатки пиршества, и мы, насытившись, отползли от стола, опустошив за едой примерно четверть огромной бутыли шампанского. Я снова наполнил наши бокалы и уютно устроился в кресле, а Марсия растянулась на кушетке, поставив бокал с шампанским себе на живот.
— Который час, Дэнни?
— Начало девятого.
— У нас еще целый час до отъезда в аэропорт, — с довольным видом заметила она, — ты не боишься летать?
— Я не просто боюсь, боюсь до чертиков, — поделился я откровенно, — у меня агорафобия.
— Аго… какая фобия?
— Патологический страх открытого пространства.
— Тогда тебе должна понравиться Австралия! — хихикнула она. — А меня совершенно не пугают длительные полеты, конечно, до тех пор, пока капитан внимательно следит за приборами и держит руки подальше от юбки стюардессы.
Она села, не отрываясь допила шампанское, снова улеглась, выронив пустой бокал на пол.
Потом с наслаждением потянулась и зевнула.
— Я выпила шампанского ровно столько, чтобы проспать все время до Сиднея.
— Что касается меня, — мрачно заметил я, — не хватит проклятого шампанского со всего белого света, чтобы заставить заснуть в самолете.
— Обычные фобии не что иное, как легкие неврозы. Любой приличный психиатр вылечит тебя за несколько сеансов.
— Меня вполне устраивает моя голова в таком виде, как она есть. Я знал одного парня в Нью-Йорке, у него были страшные желудочные колики. Он долго страдал, и никто не мог его вылечить. Ну, он пошел к психоаналитику, и всего за тысячу баксов тот его вылечил. Оказалось, что этому парню приходилось сдерживать свой бешеный темперамент, подавлять вспышки гнева и раздражения. Это ему удавалось, чем он немало гордился.
— Но это же замечательно! — Кажется, Марсия неподдельно заинтересовалась моей историей. — Значит, у него больше никогда не было коликов?
— Никогда, — ответил я, — но теперь у него страшные мигрени.
Мы помолчали.
— Я была страшно потрясена, когда погиб Ральф, мой первый жених, — начала она монотонным безучастным голосом, — но постепенно успокоилась. А спустя год погиб Кевин, и вот это меня доконало. Понадобилось три сеанса в неделю в течение полугода, чтобы психоаналитик вытащил меня из ужасного стресса.
— Значит, он привел тебя в норму?
— Да, это ему удалось.
— Так для чего тебе понадобился еще и я?
Она медленно повернула голову и, окинув меня задумчивым взглядом, прикусила нижнюю губу.
— А ты не так глуп, Дэнни, хотя и не можешь вовремя увернуться от распахнутой двери. Ну хорошо, слушай. Доктор вытащил меня, но на это потребовалось много сил и времени. Когда я пришла к нему первый раз, то имела привычку заливаться слезами, стоило кому-нибудь сказать мне всего лишь «с добрым утром». Целыми днями я лежала в постели, мне не хотелось вставать. Доктор Лэйтон сделал много для меня, и я ему очень благодарна.
— По какому-то странному совпадению оба человека, которые собирались на тебе жениться, погибли от несчастного случая, — подвел я итог, — почему бы тебе с этим не смириться?
— Господи, какой здесь яркий свет, — вдруг сказала она, — сделай что-нибудь, Дэнни, пожалуйста.
«Яркий» свет лился от одной лишь настольной лампы под абажуром. Я встал и погасил ее. Стало темно, но снаружи все-таки пробивался свет со стороны бассейна через створчатую стеклянную раздвижную стену. Я вернулся к своему креслу.
— Так гораздо лучше, — сказала Марсия, — никогда не могла откровенно говорить с доктором Лэйтоном, пока он не опустит шторы на окнах. Вообще гораздо легче разговаривать с человеком, если не видишь его лица.
— Ты не хочешь сейчас говорить об этом?
— Не хочу, но все-таки отвечу на твой вопрос. — Она понизила голос почти до шепота. — Я не могу принять дурацкую теорию совпадений, потому что смерть Кевина сопровождали кое-какие обстоятельства.
— Но раз это был не несчастный случай, значит, самоубийство или убийство?
— У Кевина не было абсолютно никаких причин сводить счеты с жизнью, он вообще не был похож на самоубийцу.
— Значит, из-за каких-то обстоятельств ты сделала вывод, что он был убит, — терпеливо подвел я черту.
— Я устроила небольшую вечеринку в своем пентхаусе. Сначала все было прилично, началось с полуофициального ужина вшестером. Но Соня притащила дюжину бутылок редкого розового вина из виноградников ее отца, оно наверняка было очень крепким. После обеда все были изрядно навеселе, но продолжали пить. Я не очень хорошо помню происходившее после обеда, многое выпало из памяти. Помню, как Тони Уолтерс, парень, с которым пришла Соня, начал делать хэмбоун.