Том 8. Похождения одного матроса
Шрифт:
— За что?
— Разве ты не видишь, что он догадывается, кто мы…
— Вижу… Но догадка — не уверенность…
— Убеди-ка в том Билля! — со смехом отвечал более осторожный агент.
— А как ты думаешь, у этого белобрысого глупого русского есть деньги?
— Есть.
— Сколько?
— Пятьсот долларов есть.
— Откуда ты знаешь?
— А он сам хвастал на пароходе. Я тогда там с наклеенной бородой был.
— Значит, у Дуна три тысячи да у этого пятьсот.
Разговаривая в фургоне очень тихо, они не догадывались, конечно, что Старый Билль в эту минуту стоял рядом с фургоном и слышал все от слова до слова.
Убедившись окончательно в том, что он везет двух агентов, Билль на следующее утро не подал им никакого вида, что знает, кто они, — напротив, он даже стал любезнее и несколько раз заговаривал с ними…
Прошло еще семь дней томительной дороги, и, наконец, одним жарким утром фургон въехал во двор гостиницы маленького городка Виргинии.
Глава XVII
Старый Билль объявил, что дилижанс уедет через три часа и потому джентльмены имеют время взять ванну и основательно позавтракать.
Обрадованные остановкой, Дунаев и Чайкин вошли немедленно в гостиницу и, заказавши завтрак, отправились брать ванну, чтобы основательно отмыться от грязи и переменить белье. После долгого переезда по жаре и в пыли они представляли собой довольно грязных джентльменов, и ванна была для них необходима.
— Эх, Чайкин, теперь бы в бане попариться. Разлюбезное было бы дело! — заметил Дунаев, когда бой повел их туда, где были ванны.
— Чего лучше! — ответил Чайкин и, вздохнувши, прибавил: — Теперь никогда не увидим, брат, русских бань. Одни ванны. А в них не то мытье!
Канзасцы, вместо того чтобы сделать то же, что сделали русские, торопливо ушли в город, даже не умывшись.
— Не теряют, черти, времени! — проворчал Старый Билль и вслед за ними вышел из гостиницы.
Он отправился в телеграфную контору. Знакомый телеграфист радостно встретил Билля и спросил:
— Куда шлете телеграмму? Что-нибудь случилось?
— Я никуда не шлю телеграммы. И пока ничего не случилось, а может случиться… Я за справкой. Были у вас сейчас два молодца?
И Билль не без художественного таланта описал их наружность и в заключение назвал кандидатами на виселицу.
— Вы вправе, конечно, не отвечать, но дело идет о безопасности почты и двух других пассажиров, не считая меня.
— Только что вышли! — отвечал телеграфист.
— Я имею основание думать, что эти мои пассажиры просто-таки агенты большой дороги.
— Сдается
— Давали они телеграмму?
— Я знаю, Билль, что без особенной надобности вы не станете испытывать мою телеграфную совесть.
— Надеюсь.
— И потому я вам отвечу, что один молодец сейчас сдал телеграмму.
— Передана она?
— Нет. Только что хотел передавать.
— Так не передавайте ее!
Телеграфист на секунду опешил.
— Не передавайте телеграммы, прошу вас!
И Старый Билль передал про разговор канзасцев, слышанный им ночью у фургона.
— Он, наверное, телеграфировал в Сакраменто?
— Положим, что так.
— И звал несколько друзей к Скалистому ручью?
— Не несколько, а прямо шесть!
— Видите! Значит, я имею право просить вас не исполнять своей обязанности.
— Так-то так! Конечно, я не поступлю против совести, если не отправлю этой предательской телеграммы, Билль, призывающей к убийству. Ведь я знаю, Билль, вы будете защищаться и не позволите шести разбойникам…
— Восьми, телеграфист! — перебил Старый Билль. — Вы забыли еще двоих — моих пассажиров.
— Тем хуже… Но вы, говорю, не позволите даже и восьми негодяям взять вас, как цыпленка.
— Конечно, не позволю, тем более что у меня будет еще двое помощников — русских. Но трое против восьми — игра неравна.
— Ввиду этого, повторяю, совесть моя будет спокойна. Не буду я виноват и против государства, если исполню вашу просьбу, Билль, и не отправлю телеграммы. Правильно ли я рассуждаю?
— Вполне. Можете сослаться на мое заявление. Могу дать и письменно.
— Спасибо, Билль, за одобрение, но вы ведь знаете, как мстительны агенты? Через неделю, много две, я буду убит здесь, в своей конторе. Понимаете, в чем загвоздка, Билль? В том, что у меня очень милая жена, Билль, и прелестная девочка шести лет. И мне хотелось бы пожить более двух недель… Вот эти-то соображения и смущают меня…
— На этот счет будьте покойны! О неотправленной телеграмме никто, кроме нас двоих, не узнает.
— А эти молодцы? Ведь они скажут потом своим друзьям, что сдали в Виргинии телеграмму, и догадаются, что она не отправлена. И им, конечно, будет известно, что вы были в конторе…
— Эти молодцы никому больше ничего не станут говорить. Понимаете? — значительно прибавил Билль.
И его старое лицо было необыкновенно серьезно.
— Понял, Билль… В таком случае…
— Вы не отправите телеграммы?
— Не отправлю. Я будто бы ее не получал… Пожалуй, даже возьмите текст телеграммы. Ну ее к черту! — сказал телеграфист, отдавая телеграмму Биллю.