Том 9. Лорд Бискертон и другие

Вудхаус Пелам Гренвилл

— Эй! Эй! Куда же вы?

Полисмен нерешительно застрял у дверей.

— Так если мистера Бимиша нет…

— Проходите, поболтаем. Присаживайтесь, дайте роздых ногам. Разрешите представиться. Уоддингтон.

— А я — Гарроуэй, — любезно ответил офицер.

— Приятно познакомиться.

— И я, сэр, очень рад.

— Сигару не хотите?

— Спасибо, с удовольствием.

— Интересно, где же он их держит? — Поднялся, осматривая комнату, Сигсби. — А, вот они. Спичку?

— Благодарю. Спички у меня есть.

— Отлично.

Сигсби

Уоддингтон снова уселся и ласково оглядел нового знакомца. Всего секунду назад он скорбел о том, что не ведает, где ему раздобыть мошенника; и что же? Посланцем небес явился, можно сказать, ходячий справочник по этой части.

— Люблю полисменов, — дружелюбно заметил Уоддингтон.

— Очень приятно слышать, сэр.

— И всегда любил. Что доказывает, какой я честный, ха-ха! Будь я мошенником, напугался бы, наверное, до смерти. Не стал бы сидеть да разговаривать с вами. — Уоддингтон пыхнул сигарой. — Наверное, много преступников встречаете? Э?

— К несчастью, да, — вздохнув, согласился Гарроуэй. — Буквально на каждом шагу. Только вчера вечером, сижу себе, подыскиваю важное прилагательное, а меня срочно вызывают — надо арестовать какую-то сомнительную личность, изготавливающую самогон. Она, то есть он ударил меня по подбородку, и все мое вдохновение улетучилось.

— Да, плачевный случай, — посочувствовал Уоддингтон. — Но я-то говорю о настоящих преступниках, которые пробираются в дома и крадут жемчужные ожерелья. Таких вам доводилось встречать?

— Сколько хочешь! Выполняя свой долг, полисмен вынужден, помимо собственной воли, якшаться с сомнительными личностями. Может, моя профессия оказала влияние, но у меня острая неприязнь к ворам.

— Однако, не было бы воров, не было бы и полисменов!

— И то правда, сэр.

— Спрос и предложение.

— Да, именно.

— Меня, — Уоддингтон выпустил облако дыма, — интересуют преступники. Хотелось бы познакомиться с экземпляром-другим.

— Заверяю вас, знакомство не покажется вам приятным, — покачал головой офицер. — Пренеприятные, невежественные личности, абсолютно не желающие развивать свою душу. Исключение я делаю, однако, для Муллета. Вот он человек как будто неплохой. С таким хотелось бы встречаться почаще.

— Муллет? А кто это?

— Бывший заключенный, сэр. Работает у мистера Финча в квартире наверху.

— Не может быть! Бывший заключенный и работает у мистера Финча? На чем же он специализировался?

— Кражи в домах, сэр. Насколько я понимаю, теперь он перевоспитался и стал достойным членом общества.

— Но был все-таки грабителем?

— Да, сэр.

— Тэк, тэк-с!

Наступило молчание. Офицер Гарроуэй, старавшийся подобрать подходящий синоним (он слагал стихи), рассеянно уставился в потолок. Уоддингтон энергично жевал сигару.

— Тэк, тэк-с! — повторил он. — Сэр! Полисмен вздрогнул и очнулся.

— Предположим, — начал Уоддингтон, — предположим, ну так, для разговора, что какой-нибудь безнравственный человек

пожелал бы, чтобы преступник выполнил для него гнусную работенку. Что ж, ему платить придется?

— Несомненно, сэр. Эти люди крайне корыстны.

— А сколько?

— Думаю, сотню-другую долларов. Зависит от объема предполагаемого преступления.

— Сотню-другую?

— Да. Долларов двести, а то и триста.

Снова наступило молчание. Офицер Гарроуэй возобновил обзор потолка. Ему требовалось слово, характеризующее улицы Нью-Йорка. «Мерзкие» и «гнусные» он уже использовал во второй строфе… О! «Бесстыжие» — вот оно, в самую точку! Он обкатывал словечко на языке, когда до него вдруг дошло, что новый знакомый вновь обращается к нему.

Глаза Уоддингтона блестели особым блеском. Подавшись вперед, он постукал Гарроуэя по колонке.

— Тэк, тэк-с! Мне нравится ваше лицо, любезный Ларраби.

— Простите, я — Гарроуэй.

— Неважно. Мне нравится ваше лицо. Тэк, тэк-с! А не хотите ли вы огрести кучу денег?

— Хочу, сэр.

— Ну что же, могу сказать вам, вы мне сразу пришлись по вкусу! Я сделаю для вас то, что сделал бы не для многих. Слыхали про компанию «Самые лучшие фильмы», в Голливуде, штат Калифорния?

— Нет, сэр.

— Поразительно! — чуть не ликуя, воскликнул Уоддингтон. — Ну никто про нее не слыхал! Да, это не из тех затрепанных названий, которые у всех уже в зубах навязли. Компания новехонькая. И знаете, что я сейчас сделаю? Продам вам пакет акций, буквально по номиналу. Было бы оскорбительно для вас, отдай я вам их даром. Но я и так, считай, даром отдаю. Вот этот пакет акций стоит тысячи и тысячи долларов, а вы получите его всего за триста. У вас есть триста долларов? — обеспокоенно осведомился Уоддингтон.

— Да, сэр. Такая сумма у меня найдется, но… Уоддингтон помахал сигарой.

— Никаких «но»! Знаю, что вы пытаетесь сказать! Что я граблю самого себя. Да, граблю, ну так что с того? Что такое для меня деньги? Я думаю так: когда человек уже нажил себе состояние, когда ему хватает на семью, самое малое, что он может сделать как истинный гуманист, — отдать лишнее людям. Вы, наверное, нуждаетесь в деньгах, как и прочие?

— Разумеется, сэр.

— Так вот вам! — И Уоддингтон помахал пачкой акций. — Вот на этом вы и сделаете деньги! Можете мне поверить — после изобретения Маркони кинокомпания — самое выгодное дельце!

Офицер Гарроуэй взял акции и задумчиво их перебрал.

— Да, напечатаны красиво…

— А как же! Какие знаки на обороте! А печати! Бросьте-ка взгляд на все эти подписи! Кое-что все это да значит! Что такое кино, вы знаете. Индустрия покрупнее мясной! «Самые лучшие фильмы» — величайшая кинокомпания. Она — не то, что другие! Ну, во-первых, не расходует деньги попусту на дивиденды.

— Нет?

— Что вы, сэр! Не выбрасывает ни цента.

— Все деньги там?

— Да, все там. Более того, она не выпустила ни одного фильма.