Том 9. Три страны света
Шрифт:
— Вы серьезно не хотите выйти за ее сына? — спросил горбун.
— Кто это тебе сказал? Я нарочно обходилась с ним холодно, чтоб он скорее посватался на мне. Мне уж слишком скучно, я хочу, чтоб мне никто не смел запрещать делать, что я вздумаю. Он богат, а? И без ее денег?
— Да, — отвечал горбун радостно.
— Ну, он будет моим мужем.
— А если она на вас так рассердилась, что будет теперь препятствовать?
Сара засмеялась. Она подскочила к зеркалу, долго смотрелась в него, нахмурила брови, топнула ногой и сказала:
— Я захочу,
И точно: молодой Бранчевский в ногах валялся у матери, чтоб она позволила ему жениться на Саре, которой Бранчевская не могла простить ее выходки. Отец был за сына, потому что Сара была услужлива и нежна к старику.
Нечего было делать: Бранчевская убедилась, что Сара одна из таких женщин, для которых нет препятствий, и день свадьбы был назначен.
Горбун делал все закупки. Комнаты Сары отделывались с необыкновенною роскошью, Сара и слышать не хотела об умеренности.
— Я замуж выхожу для того, чтоб весело жить, — твердила она.
Горбун уменьшал перед Бранчевской цены разных вещей, чтоб угодить Саре. Страшная дружба завязалась между ею и горбуном; они по целым дням советовались, как что сделать и как провести Бранчевскую.
Молодой Бранчевский уже охладел к Саре; ее характер был ему не по силам, и он чувствовал свое бессилие. Она вечно смеялась над своим женихом. Он стал бояться ее.
Старик Бранчевский опасно захворал. Поспешили сыграть свадьбу. Свадьба была великолепная; невеста, вся в брильянтах, гордо стояла под венцом, и между присутствующими пролетел шепот:
— Она ему не пара!
Горбун ходил, как потерянный; он не сводил глаз с Сары. То убегал к себе в комнату и там рвал на себе волосы, повторяя: «Зачем я не расстроил?», то опрометью кидался в залу и страстно смотрел на Сару.
Гости разъехались, и молодые отправились в свои комнаты. Горбун заранее ушел в старый сад. Он лежал на том самом месте, откуда смотрел на обгорелый дом наутро после пожара. Тяжелые мысли теснили ему грудь. Вспомнил он и свое детство, и свою мать!.. Слезы текли ручьями по его бледному лицу.
Сторожевые доски загудели и вывели его из забытья; он вскочил и пустился бежать из сада. На цыпочках прокрался он в комнату больного старика Бранчевского. Старик не спал от боли и охал.
— Кто тут? — спросил он слабым голосом.
— Я-с!
— Что ты не спишь?
— Я… я имею сообщить вам очень важную вещь, — сказал горбун и близко подошел к кровати старика.
— Боже, что с тобою? Отчего ты так бледен? Не случилось ли чего?.. — тоскливо спрашивал старик и нетерпеливо глядел в лицо горбуна, искаженное страданиями.
— Успокойтесь, я пришел вам сказать…
— Что? Что такое? Говори!
И старик, весь дрожа, приподнялся.
— Ваша невестка… она…
И горбун подал старику пук писем Сары к Алексису.
Старик содрогнулся, голова его скатилась на подушки, и он лишился чувств.
Горбун кинулся из комнаты и, страшно застучав в дверь, которая вела в спальню Молодых, закричал:
— Вставайте, вставайте, ваш батюшка умирает.
В голосе
Глава V
Сон
Целую ночь весь дом был в тревоге; Бранчевский умирал. Печально провели молодые медовый месяц. Старик был так слаб, что смерти его ждали каждую минуту. Он сидел с горбуном и все о чем-то говорил с ним. Умирая, он взял с него клятву, что тайна о его невестке останется между ними.
Сара скучала, видя, что власть ее так же ограниченна, как и прежде. Вражда между ею и старухой Бранчевской завязалась открытая. Они иначе не могли говорить друг с другом, как колкостями. Сара непременно хотела распоряжаться самостоятельно. Она устроила себе совершенно особую жизнь: ночь проводила в удовольствиях, а день спала.
Молодой Бранчевский, испуганный порывами гнева своей жены, частыми семейными ссорами, стал искать рассеяния вне дома, и горбун содействовал ему в этом. У Бранчевского явилась страсть к игре и скоро достигла страшных размеров: двои и трои сутки мог он, не вставая, просиживать за картами.
Сара не огорчалась холодностью мужа; ей нужна была свобода, она ее имела и упивалась ею.
Гости не выезжали из их дома; то были большей частию мужчины. Сара не очень любила дамское общество.
— Я тогда только полюблю дамское общество, — говорила она, — когда оно отречется от китайских форм.
Однакож она смутно чувствовала, что ей чего-то недостает; кокетничала со всеми и в то же время осыпала своих воздыхателей самыми злыми насмешками. Все казались ей трусами, неповоротливыми, безжизненными; тот слишком нежен, тот холоден. Ни один из окружавших ее молодых людей не нравился ей.
— Я хочу любить мужчину, а не девушку с пансионскими манерами в мужском платье, — говорила она.
Тоска Сары высказывалась дико и часто страшно; в недобрые минуты она разрушала все, что ей нравилось, что было дорого. Раз она приказала вывести свою любимую лошадь, молодую и очень горячую. Навязав ей колокольчиков и бубенчиков на гриву и хвост, с криками пустили ее в поле. Лошадь делала страшные прыжки, бесилась, ржала и, наконец, с пеной у рта помчалась к лесу. Сара судорожно смеялась, ноздри ее расширялись, глаза делались огромными и страшно блестели. Но когда лошадь исчезла в лесу, она испугалась и велела всей дворне искать ее. Лошадь нашли во рву с переломленной ногой. Сара злилась, зачем не умели сберечь ее, и горько плакала.
Часто, рассердившись на горничную, она выгоняла ее. Тогда горбун, одевшись, по старой памяти, в женское платье, входил к Саре, приседал и рекомендовал себя как отличную горничную. Гнев Сары в минуту проходил, она смеялась и позволяла горбуну чесать себе голову, одевать свои маленькие бесподобные ножки. Горбун обходился с волосами Сары, как самый искусный парикмахер.
Сара, даже рассерженная, когда никто не смел подойти к ней, выносила присутствие горбуна; часто даже призывала его. Если муж долго не приезжал, горбун обязан был сидеть у кровати Сары и убаюкивать ее сказками.