Том четвертый. Сочинения 1857-1865
Шрифт:
— Смотри же, Яшенька, не запаздывай, друг мой, — говорила она сыну, — ты знаешь, какие тут по дороге мосты…
Но на другой день такая несносная тоска начала сосать ее сердце, что она решилась лично сопровождать Яшеньку.
— Позвольте мне, Прасковья Семеновна, рекомендовать вам моего Яшеньку! — сказала Наталья Павловна maman Табуркиной, держа Яшеньку за руку и представляя его, — надеюсь, что вы его полюбите…
— Смею думать, сударыня, — проговорил, в свою очередь, Яшенька, — что вы
— Очень рада, — отвечала Прасковья Семеновна, — мой Базиль будет очень доволен, что найдет в вас приятного товарища… Базиль! Мери!
— Сейчас, maman! — отвечал из соседней комнаты женский голос.
— А я не решилась доверить моего Яшеньку Митьке, — продолжала Наталья Павловна, — и собралась к вам сама… Он у меня еще такой неопытный, а у нас эти мосты — того и гляди, что экипаж набок повалится!
— Хотя я и служил по кавалерии, — вступился Яшенька, — но не могу не благодарить вас, милая маменька, за ваши родительские обо мне попечения…
Он почтительно поцеловал руку Натальи Павловны. В это время, подпрыгивая и танцуя, вбежали в комнату Базиль и Мери; на Базиле был обычный его костюм, то есть бархатная поддевка и шелковая красная рубаха; что же касается до Мери, то, несмотря на летнее время, она была в синем шелковом платье, а голова ее была вся усеяна мелкими букольками.
— Марья Петровна! позвольте мне представить вам моего Яшеньку! — сказала Наталья Павловна, поцеловавши Мери, — и вы, Василий Петрович, надеюсь, не откажетесь составить компанию молодому человеку!
— Я надеюсь, сударыня, — проговорил Яшенька, расшаркиваясь перед Мери, — что вы не откажете мне в расположении, в котором я, по неопытности, весьма еще нуждаюсь… Я надеюсь также, что и вы, Василий Петрович…
Яшенька замялся, покраснел и в смущенье начал пощипывать свои усы, единственное преимущество, которое он приобрел короткою своею службою в кавалерии.
— Ах, Наталья Павловна! вы знаете, как мы вас любим! — отвечала Мери очень развязно и потом, прищурившись, осмотрела Яшеньку с ног до головы.
— Вы уж сделайте одолженье, займите его, — продолжала Наталья Павловна, — он у меня все как-то скучает!
— Позвольте мне доложить вам, милая маменька, — отозвался Яшенька, — что, обладая такою попечительною матерью, я не имею никакого права скучать.
— Мы пойдем в сад… не правда ли, мсьё Жак? — сказала Мери.
Яшенька вопросительно взглянул на мать.
— Что ж, душечка, ты можешь идти, — отозвалась Наталья Павловна, — для тебя это даже здорово…
— Сударыня! я совершенно в вашем распоряжении! — отвечал Яшенька.
— Ах, Прасковья Семеновна, вы не поверите, как я счастлива! — сказала Наталья Павловна, когда молодые люди
— Это очень приятно! — отвечала Прасковья Семеновна.
— Поверите ли, иногда мы целый день вместе сидим и всё друг на друга глядим… Никто даже не скажет со стороны, чтоб это были мать и сын… даже ни слова не скажем друг другу… всё глядим!
— Это в наше время большая редкость!
— И уж так покорен, так покорен, что даже выйти не может из комнаты, не сказавши наперед мне…
— Скажите пожалуйста!
— Да; я могу сказать, что бог наградил меня в этом сыне… Одно только тревожит меня, Прасковья Семеновна: мне кажется, что он недолговечен!
— Отчего же! напротив того, я нахожу, что у Якова Федорыча отличнейший цвет лица…
— Ах нет, Прасковья Семеновна! этот цвет лица ужасно как обманчив… Я чувствую, что он недолговечен.
— Я не знаю… мне кажется, что у Якова Федорыча и выражение лица… одним словом, ничто не предвещает близкого несчастия…
— Нет!.. я чувствую! я это чувствую, что скоро должна буду расстаться с ним!
Но между тем как Наталья Павловна преждевременно хоронила Яшеньку, в саду шла беседа совершенно иного рода.
— Как вы находите мой костюм? — спросил Яшеньку Базиль, — не правда ли, очень удобно?
— Да-с, со стороны удобства, я полагаю, что действительно он большого беспокойства не составляет, — ответил Яшенька.
— И главное, то хорошо, что я как две капли воды на ямщика похож! — продолжал Базиль, — знаете ли что? сшейте-ка и вы себе такую поддевку, и будем вместе пьяных ямщиков представлять!
— Я с большим удовольствием; я думаю, что маменьке будет угодно позволить мне…
— А вы еще до сих пор у маменьки позволения спрашиваете? Слышишь, Мери? Ну, а если маменька не позволит вам?
Яшенька ужасно покраснел и не знал, что ответить, потому что подобного рода вопрос еще никогда не представлялся его воображению.
— Знаете ли что, Яшенька? — снова начал Базиль, — я вам должен сказать, что это ужасно подло всякий раз у маменьки позволения спрашивать… Не правда ли, Мери?
— Ах, Базиль, можно ли так откровенно выражаться!
— Ведь этак ни одна порядочная девушка ни за какие блага в свете не захочет выйти за вас замуж… Я уверен, например, что Мери вам непременно откажет, если вы вздумаете за нее посвататься…
Яшенька покраснел до ушей и решительно сбился с толку. Положение его было совершенно ново; с одной стороны, он чувствовал, что тут есть что-то неладное, что над ним как будто смеются, а с другой стороны, думал и то, что, быть может, в большом свете и всегда таким образом действуют.