Том, Дик и Дебби Харри

Адамс Джессика

— Зороастризм? — Ник удивленно приподнял бровь. — Да вы и в самом деле времени не теряли!

— И знаете что? Беда всех религий — переизбыток откровений, — вздохнула Бронте. — И это мое первое и последнее откровение.

— Вы думаете? — спросил священник.

— У всехоткровения! — Бронте чуть не сорвалась на крик. — Буквально у всех! Под деревьями, на горных вершинах — и всегда разные. И никто ни с кем не соглашается. Можно есть свинину — нельзя есть свинину. Можно женщин возводить

в церковный сан — нельзя женщин возводить в церковный сан. И кто же прав, хотелось бы знать? Да хватит уже откровений, поговорим о фактах!

— Можно поинтересоваться, чем вы занимаетесь? — внезапно спросил Ник. — Вернее, занимались.

— Работала в журнале, — ответила Бронте, тут же осознав, что выдает себя с головой.

Они помолчали. Бронте уставилась на распятие над каминной полкой, а священник задумчиво смотрел на огонь.

— Помните, я сказал, что этот разговор лучше сопроводить чашкой чая? — спросил он наконец.

Бронте кивнула.

— Так вот, чая здесь хватит на целый год, — улыбнулся он.

— Или на целую жизнь. Приходите еще, — предложил отец Баллард. — К сожалению, через четверть часа я жду людей. Приходите завтра, хорошо? Или, может, вы бы хотели встретиться с кем-нибудь из прелатов?

— Понимаю, — улыбнулась Бронте, — подключаем тяжелую артиллерию…

— Любой из ваших вопросов займет у нас как минимум день, — ответил отец Баллард, поднимаясь.

Последовав его примеру, Бронте встала и протянула ему руку:

— Все равно спасибо.

Миновав бархатный полог, они прошли мимо деревянных скамеек к церковным дверям.

Прежде чем расстаться — она уже знала, что никогда сюда не вернется, — Бронте позволила себе бросить один прощальный взгляд на лицо священника. И попыталась представить, как бы все обернулось, будь он простым смертным, торопящимся домой, а не священнослужителем по пути в католическую церковь. Но отогнала эту мысль и вышла на улицу, а отец Баллард так и остался стоять в дверях, приподняв руку в прощальном жесте.

Хоть курить расхотелось, размышляла Бронте, направляясь в сторону парка, — может, и вправду чудо Господне? Интересно, все женщины прихода тайно в него влюблены? Вряд ли — они, наверное, в сто раз благочестивее некоторых. Она-то всегда была бесстыжей суетной язычницей — даже церковь для венчания выбрала из-за красивых витражей.

И вдруг ее осенило. Отец Ник Баллард был первым мужчиной за долгие месяцы, с которым ей захотелось переспать!

— С ума сойти! — выкрикнула Бронте, так что проходящая мимо дама обернулась.

Перебрав в голове весь минувший год, она пришла к выводу, что это действительно так. За все это время не встретилось ни одного человека, к которому она испытала бы хоть мизерный атом влечения — а сегодня прямо-таки шесть огромных молекул по голове хрястнули.

Может, Бог простит ее за святотатство, если узнает, что произошло? Дело не в том, что вернулось

плотское желание, — вернулась жажда жизни. Бронте уже и забыла, насколько эти явления взаимосвязаны. И потом, разве не в этом заключается божественная сущность? Жить так, чтобы хотелось жить?

Бронте понимала, что завтра она и не вспомнит Ника Балларда, но одно знала точно — никаких больше кривляний на полу и разговоров с пластмассовыми слонятами. Может, смысл жизни в самой жизни? Может, надо просто научиться с ней мириться, а если повезет, и наслаждаться — внезапные приступы вожделения к молоденьким католическим священникам не в счет. Может, Ангел для того и спасла ей жизнь, чтобы втолковать это? Но самое интересное заключалось в том, что она уже и забыла, каково это — влюбиться. Так давно ни в кого не влюблялась, что, видимо, часть мозга, выполняющая эту функцию, полностью атрофировалась. Теперь же благодаря Нику — как ни стыдно было в этом признаваться — в ней вновь затеплились какие-то чувства. Только оставался вопрос: что теперь с ними делать? И на кого направить?

Глава двадцать четвертая

Том всегда недолюбливал «Комптон Армз» — слишком часто он отключался в туалете этого заведения. Да и ряд бутылок за барной стойкой служил горьким напоминанием о безвозвратно потерянных месяцах и бурных пьянках, оставивших после себя лишь провалы в памяти. Но главное, больно осознавать, что он над собой не властен: одной рюмки всегда бывало мало.

Как бы то ни было, не ему оспаривать традиции комптоновской сборной по крикету, и каждую первую среду месяца члены сборной собирались именно здесь. Иногда они обсуждали реестры сборной, иногда — финансовые отчеты, но чаще всего просто выпивали, играли в бильярд и делали ставки на бегах во Флеммингтоне.

Когда Ричард вошел в паб, Том медленно цедил апельсиновый сок, стараясь растянуть удовольствие.

Ричард кивнул другу и пододвинул стул.

— Мы что, раньше всех?

Том кивнул в ответ и отложил газету.

— На автобусе приехал? — спросил Ричард.

— Из Хобарта на автобусе, потом на велосипеде. С водителем из-за этого поцапался — не хотел меня с велосипедом пускать.

— Как тебе на новом месте?

Том улыбнулся и пожал плечами:

— Лучше, чем с Анни. Только я уже и забыл, что такое жить с другими людьми. По утрам очередь в ванную.

— Ну, — ответил Ричард, — если тебя это утешит, то Сара в ванной одна троих стоит. Она там столько времени проводит, что Бронте ей и в подметки не годится, а я-то был уверен, что Бронте мировой рекорд побила.

Том опустил глаза на стакан, лишь бы не смотреть на Ричарда, и перевел разговор на другую тему:

— Гарри в последнее время какой-то грустный.

— Да, ужасно, — согласился Ричард. — Слышал про шоу?

Не поднимая глаз, Том состроил сочувственную гримасу: