Том, Дик и Дебби Харри
Шрифт:
Как и все важные события в ее жизни, началось это тихо и незаметно, в ее квартире в Баттерси. Лиз только что узнала, что беременна, и они с Ричардом пригласили ее на ужин. После кофе Ричард извлек из бумажника листок голубой писчей бумаги. Это было письмо Тома с его новым стихотворением. Лиз как раз жаловалась на занудство одной телевизионной поэтической программы, и Ричарду пришло в голову привести стихи друга в качестве аргумента.
— Интересно, ты и после этого скажешь, что не любишь поэзию? — спросил он, вручая Саре листок.
Сара закатила глаза и с тяжелым вздохом принялась читать. Когда
— Это здорово. — Ничего другого ей просто не пришло в голову.
— На тебе лица не было, когда ты читала, — заметила Лиз.
Стихотворение было про кенгурят, в сумерках пробуждающихся в зарослях Тасмании, и Саре оно показалось пронзительно — печальным и в то же время невыразимо трогательным. От стихов веяло Австралией, словно она сама там побывала, хотя единственное, что связывало ее с этой страной, — ночь с сиднейским барменом и пристрастие к сериалу «Соседи» в далеком детстве.
Сара понимала, что Ричарду хочется ее поразить, — во-первых, он считал поэзию материей, достойной ее внимания, а во-вторых, стихи написал его друг. Но она не ожидала, что они настолько ее тронут. Для нее это было равносильно шоку.
А потом Ричард показал Саре фотографию двухлетней давности — он, Том и Гарри в костюмах для крикета в преддверии матча между Комптоном и каким-то тасманским городком.
— Это Том? — спросила она, ткнув в Гарри.
— Да нет, это мой брат. По прическе видно. Глядя на Гарри с его бачками, коричневым пиджаком и оранжевой рубашкой, Сара подумала, что о нем, наверное, всю жизнь только так и отзывались: «По прическе видно».
Фотография Тома заняла свое законное место в бумажнике Ричарда, но Сара и по сей день помнила ее до мелочей. Это была одна из тех фотографий, на которых Том выглядел не просто «ну а-а-балденно» красивым, как выразились бы ее друзья, а прямо — таки светился небесной красотой. Не от мира сего — совершенно не от мира сего.
Когда она два месяца назад прилетела в Тасманию, Ричард устроил ей помпезную встречу, притащив в аэропорт толпу друзей и родных. Том тоже приехал, и ей наконец выдалась возможность сопоставить стихи и фотографию с реальностью. Исход оказался фатальным. Чем больше Сара противилась мыслям о Томе, тем больше они ее одолевали, каждый день, каждую минуту.
И сейчас, стоя с Ричардом у алтаря, она попыталась сравнить свою страсть с простудой или лихорадкой, но тут же безнадежно махнула рукой. В глубине души ей хотелось броситься с головой в этот омут, так что на простуду с лихорадкой это не особо походило.
После той суетливой встречи в аэропорту Сара довольно долго не видела Тома, пока однажды утром не столкнулась с ним в центре города. Он выходил из магазина рыболовных снастей, а она спешила в аптеку за очередной бутылкой репеллента. Они поговорили о рыбной ловле и комарах — вполне благопристойная беседа, но за ней последовала куда более рискованная чашечка кофе. Рискованная для Сары, поскольку она взглянула в лицо Тома, с трудом проглотила комок в горле и впервые усомнилась относительно свадьбы с Ричардом.
Они выпили по три чашки кофе. «И с каждой чашкой я все сильнее увязала», — думала теперь Сара, беспомощно оглядывая скопище гостей. Да, надо посмотреть правде в глаза — тогда, в Лондоне, это было
Сара уже потеряла надежду разобраться в себе — убила на это дело не одну неделю. И незачем искать оправданий поспешной помолвке с Ричардом. Том все равно свел бы ее с ума — где и когда угодно.
Священник дочитывал последние слова, а Сара смаковала пьянящие воспоминания о тех посиделках в кафе. Они торчали там до тех пор, пока официантки не начали на них косо поглядывать. Кофе к тому времени остыл, а ситуация становилась довольно щекотливой. И только тогда Том рассказал ей об Анни.
Сара вздрогнула и тревожно оглядела гостей, выискивая Анни, но той нигде не было видно. Ну и ладно, с облегчением вздохнула Сара.
Анни шел шестой десяток, она была старше Тома на двадцать с лишним лет, и тем не менее Сара просто умирала от ревности. Анни и Том жили вместе вот уже три года. Том признался, что когда-то Анни вытащила его из пропасти, куда он неудержимо катился, — играл в карты, пьянствовал, потерял водительские права, а заодно и счет в банке.
Когда они познакомились, Анни вообще не нуждалась в мужчинах — в ее поместье водилось столько денег, собак и лошадей, что можно было обойтись и без человеческого общения. Но между ними тут же вспыхнула страсть, и неспроста: Анни была неотразима. Тогда в кафе Том показал Саре ее фотографию: Анни в старой коричневой юбке из хлопка; волосы собраны в хвост; потрясающие зеленые глаза (это оттого, что она вегетарианка, пояснил Том).
Анни оказалась не только вегетарианкой, но и скульптором. Имя она сделала себе на лошадях — продавала в Америку по паре бронзовых коняк в год и жила на вырученные деньги. Скульптуры поменьше, вроде статуй собак, украшали ее сад. Том рассказывал с упоением. А еще Анни ваяла с одних и тех же животных — с трех лошадей, размещавшихся в дальнем загоне, и с многочисленных ретриверов, хилеров и лабрадоров, шнырявших по ее ферме.
Родители Ричарда и раньше упоминали, что Анни Арчер — нечастый гость на комптоновских свадьбах, так что неудивительно, что Том пришел один, решила Сара. И все же ей стало легче. Намного легче, подумала она под монотонный бубнеж двойника Хилари Клинтон.
А потом «Зима» в исполнении Найджела Кеннеди вдруг в очередной раз сменилась «Весной», и служба была окончена. Вот и все. Впоследствии, сколько бы Сара ни вспоминала свою свадьбу, она не могла избавиться от ощущения, что больше времени потратила на рыдания в туалете, чем на произнесение слов брачной клятвы.
В соседнем шатре подготовка к торжеству шла полным ходом, и когда новобрачные наконец перефотографировались со всеми желающими — многочисленными собачками, детьми и родителями, — на столах уже громоздились огромные блюда с тасманскими раками, тихоокеанскими устрицами и сыром бри с острова Кинг.
Едва дождавшись конца этой муки мученической, Гарри рванул к первому попавшемуся официанту, ухватил сразу два бокала шампанского и залпом осушил их. Затем вновь отыскал официанта и цапнул последний бокал рислинга, пролив добрую половину на свою чудную оранжевую рубашку.