Томка и блудный сын
Шрифт:
Мир стал совсем маленьким.
– Объем? – спросил я.
– Четыре.
– Хочешь сказать, что все твои «веселые картинки» умещаются на четырех гигабайтах? – Нет, здесь только коды и пароли. Базу я скачал к себе в ноутбук.
– Он с тобой?
– Конечно. Хотите взглянуть?
– Завтра.
Я выразительно зевнул, давая понять, что разговор окончен, и направил стопы к дому. Сергей медленно поплелся следом.
В избе я обнаружил, что Томка спит. Кошка улеглась рядом, свернувшись клубком.
– Замучила меня вопросами твоя дочка, – засмеялась Серафима. – «А как вас зовут, а почему у вас нет детей, а почему
– Спасибо. Где нам можно лечь?
– В маленькой комнате. Парню я постелю на полу.
– А вы сами?
Фима махнула рукой. Ушла на кухню, погремела посудой, потом позвала: – Солдат, тут еще по одной можно.
Я долго не мог уснуть. Никогда не сплю на чужих постелях (и уж тем более в чужих покосившихся избах на скрипучих кроватях с продавленной сеткой), ворочаюсь, прислушиваюсь к шорохам, присматриваюсь к теням и бликам за окном. Так уж я устроен. Отчаянно завидую дочке, способной вырубиться в любое время в любом месте под любое шумовое сопровождение. Ее детская комната в нашей квартире долгое время имела общую стенку с сумасшедшей соседкой. Врачи поставили ей диагноз шизофрения. Почти каждый вечер бабка, выпив водки, принималась разговаривать с незримыми гостями. Вопила так, что слышал даже я из своей спальни, но Томка и ухом не вела, хотя источник звука находился в метре от нее через стенку. Старуха, к слову, съехала год назад – дети продали квартиру новым хозяевам, и теперь у нас тишина.
В доме Серафимы Лопахиной (я не переставал смаковать это роскошное дворянское имя) Томка спала точно так же, как и у себя дома, положив ноги мне на грудь и раскинув руки, как птица в полете. Я едва смыкал глаза, как снова приходилось отбрасывать от себя детские конечности. Здесь, в маленькой комнатке, умещалась лишь кровать, небольшой столик с двумя стульями и несколько коробок с книжками. Я заметил, что книг у Лопахиной везде было много. Если она и придумала легенду о Додике, то далеко не всю. Скорее, приукрасила местами. На интеллигентское прошлое семьи Гамаковых-Лопахиных указывали многие предметы в доме: помимо упомянутых книг, это были серебряные ложки в серванте, несколько по виду очень старинных икон, спрятанных за рюмками, фотографии, на которых изображены очень умные и светлые лица. Сейчас, ночью, наше временное пристанище уже не казалось таким уж мрачным и беспросветным. Впрочем, может, все дело в хмельном благодушии.
Около двух часов ночи под тиканье часов в большой комнате я начал засыпать. Но тут же снова проснулся. Кто-то прошел по двору мимо окна.
Я приподнялся на локтях. Кровать заскрипела. Я замер. Несколько секунд ничего не происходило, только собачья цепь во дворе брякнула звеньями.
Показалось? Приснилось? Едва ли. Я отчетливо видел тень, пронесшуюся мимо окна.
Но почему тогда я не услышал никаких других звуков? Ведь пес, каким бы ленивым он ни был, не оставит без внимания посреди ночи нежданного гостя.
И тут я услышал… Глухие шаги в обратную сторону. Я уставился в окно, ожидая, что сейчас, на фоне бледного лунного света, увижу нечто. Сердце мое забилось так энергично, что, казалось, весь дом услышит стук.
И я увидел!
Все окно заполнил человеческий силуэт. Взлохмаченная голова, два больших уха, как у Чебурашки.
Человек прильнул к стеклу, поднял руки, чтобы заслонить мешающий ему лунный свет, и стал пожирать меня глазами.
Я едва не заорал от ужаса. Прямо передо мной разыгрывалась деревенская готика. «Семья вурдалака» Алексея Толстого! Я подскочил на кровати, поднял руку с вытянутым средним пальцем и выставил ее в сторону окна. Силуэт тут же исчез. Вдогонку еще раз звякнула собачья цепь.
И тишина.
По моей ледяной спине потек пот.
Я рухнул в постель. Томка зашевелилась, причмокивая губами, перевернулась на другой бок. Такая сонная, сладенькая, мягонькая…
Я прижался к ее спине, обнял, уткнулся носом в шейку. Прежде чем закрыть глаза, быстро обернулся к окну.
Ничего. Видимо, мне все это привиделось. Или мертвый Додик Сраный приходит сюда по ночам, чтобы спросить у жены: «Почему?!».
– Надо меньше пить, – вслух прошептал я.
В ответ Тамарка тихо пукнула.
15
Проснулся я рано, как обычно и случалось в чужих местах. Посмотрел на часы в телефоне – шесть сорок пять. Нереально рано для меня. Дочка продолжала сопеть носом, уткнувшись в стену, на которой висел древний расписной ковер. Я осторожно встал, загородил край кровати подушками, чтобы Томка не свалилась на пол, вышел в большую комнату, пересек ее по дуге, пытаясь не наступить на лежащего на полу «студента», и проскочил в сени. Серафима спала на диване, исполняя носом «Полет шмеля».
Утро было потрясающим. Мое любимое утро – свежее, солнечное, с запахом росы на траве, с дыханием просыпающейся природы. В такие минуты я всегда задавал себе вопрос: на что уходит жизнь?
Ненавижу этот вопрос, он вгоняет меня в тоску.
Я прошел к огороду, к тому самому месту, где мы ночью разговаривали с Сергеем. Уральские горы вдали выплывали из голубоватого утреннего тумана. Черт возьми, подумал я, выращу дочку, выдам ее замуж, заработаю достаточно денег – и построю здесь, в этой курортной зоне, двухэтажный домик с деревянной верандой, выходящей на озеро, сделаю собственными руками кресло, усядусь с книжкой и пледом и буду думать о вечности…
Но все это пока лишь мечты. В кармане моих джинсов лежала штучка, из-за которой у школьника-выпускника возникли загадочные проблемы. Нужно было с этим разбираться.
Сергей проснулся быстро, едва я прикоснулся к его плечу. Протер глаза, посмотрел на меня дико, как на чудовище.
– Не пугайся, – шепнул я, – это еще не смерть твоя.
– Надеюсь, – выдохнул студент. – Нам пора?
– Да. Ты в бадминтон играешь?
Через сорок минут мы уже мчались по витиеватой лесной дороге вдоль курортного побережья Озера.
Завтракали на ходу. Томка капризничала – она не выспалась, долго возмущалась, что ее разбудили в такую рань, и теперь наматывала мои кишки на свой маленький кулачок, придираясь то к скорости движения, то к яркому солнцу, бьющему в глаза, то к неудобному креслу (к слову, детское кресло действительно следовало поменять – Томкина попка его давно переросла). Я откупился йогуртом, купленным в круглосуточном магазине недалеко от железнодорожного вокзала Кыштыма, а напоследок всучил плейер с «Томом и Джерри». Нам с Сергеем нужно было поговорить.