Томми и К°
Шрифт:
— Это люпофь! — воскликнул доктор Уильям Смит, при этом его круглая, красная физиономия просияла, изобразив поэтический восторг. — Фот што стелала люпофь, она исменила ее, префратила фнофь в юную дефису!
— Любовь, — парировала Сьюзен Фоссет, — не меняет умную и образованную женщину до такой степени, что та начинает сумбурно излагать свои мысли, подчеркивает в письме каждое слово, слово «антикваров» пишет через «е», а имя Беркотта, человека, которого она знает уже много лет, всего с одним «т». Эта женщина явно и бесповоротно сошла с ума!
— Подождем высказываться, пока мы его не увидели, — благоразумно заметил Питер. — Я был бы безмерно рад,
— Я тоже, — сухо сказала мисс Фоссет.
— Она одна из наиболее рассудительных женщин в моем окружении, — отозвался Уильям Клодд. — Кто бы он ни был, ему весьма повезло. Пожалуй, и мне бы стоило рассмотреть подобную перспективу.
— Повезло ему или нет, — отрезала мисс Фоссет, — не про него сейчас речь.
— Полагаю, лучше сказать «о нем», — заметил Малыш, — если говорится «речь», то...
— Ой, ради Бога, — обратилась мисс Фоссет к Томми, — предложите этому типу положить себе что-нибудь в рот. Нет ничего хуже, когда люди учат грамматику в зрелом возрасте. Как все новообращенцы, они становятся фанатиками.
— Мэри Рэмсботэм воистину потрясающая женщина! — воскликнул Гриндли-младший, издатель журнала «Хорошее настроение». — Прямо-таки удивительно, почему до сих пор ни один мужчина не додумался на ней жениться.
— О, эти мужчины! — вскричала мисс Фоссет. — Вам бы только безмозглое создание с хорошеньким личиком!
— Разве эти качества всегда совпадают? — со смехом спросила миссис Гриндли-младшая, урожденная Гельвеция Эпплярд.
— Исключения подчеркивают правило, — отозвалась мисс Фоссет.
— Изумительное высказывание, — с улыбкой заметила миссис Гриндли-младшая. — Иногда меня изумляет, как можно говорить, не имея представления о том, что говоришь!
— Толшно пыть, щелофек, который влюпился ф нашу драшайшую Мэри, — задумчиво произнес доктор Смит, — лищность фоистину неопыкнофенная.
— Послушать вас, можно подумать, что она прямо-таки чудище... то есть, чудовище, — поправилась мисс Фоссет, кинув беглый взгляд на Малыша. — Я не вижу мужчины, который был бы достоин ее.
— Я хощу скасать, — пояснил доктор, — што он толшен пыть щелофек фытающийся... в смысле ума. Мущина, тостойный фнимания тостойнейшей ис шенщин.
— Скорее, он достоин внимания какой-нибудь хористки, — вставила мисс Фоссет.
— Будем надеяться на лучшее, — сказал Питер примиряюще. — Никогда не поверю, что такая умная, даровитая женщина, как Мэри Рэмсботэм, даст себя провести.
— Мой опыт подсказывает, — сказала мисс Фоссет, — что в подобных делах дают себя провести именно умные люди.
К несчастью, мисс Фоссет оказалась права. Недели через две, когда богемный кружок был впервые представлен жениху мисс Рэмсботэм, первым побуждением кружка было воскликнуть: «Боже правый! Неужто на такое можно было...» Однако, увидев преображенное лицо и дрожащие руки мисс Рэмсботэм, богемное окружение, вовремя спохватившись, вместо этого пробормотало: «Ах, как приятно познакомиться!» — и деревянным тоном выразило свои поздравления. Реджинальд Питерс оказался смазливым, на удивление глупого вида молодым субъектом лет двадцати с небольшим, с курчавыми волосами и безвольным подбородком. Однако мисс Рэмсботэм он явно представлялся молодым Аполлоном. Впервые они повстречались на одном из множества модных в те годы политических диспутов, посещение которых мисс Рэмсботэм считала полезным для сбора журналистического «материала». Питерсу меньше чем за три месяца удалось превратить мисс Рэмсботэм, некогда
Это нелепое обожание снизу вверх, чрезмерно раздражавшее ее друзей, которое даже предмету ее любви, обладай он хотя бы толикой ума, показалось бы смешным, очевидно, доставляло мисс Рэмсботэм истинное наслаждение. По натуре эгоистичный и капризный субъект, Питерс, пользуясь услугами блестящей светской особы, извлек для себя немалую практическую пользу. Мисс Рэмсботэм, которая была знакома с множеством интересных лиц в Лондоне, доставляло упоительное удовольствие представлять своего жениха повсюду. Ее друзья снисходили к нему только ради нее; чтобы угодить ей, общались с ним, старались принять в свой круг, тщательно скрывая свою неприязнь. Свободный доступ во все увеселительные места помог Питерсу сберечь его скудные средства. Интуиции у Питерса хватало, чтобы понимать: ему, занимавшему должность судебного адвоката, связи мисс Рэмсботэм могут оказаться весьма полезными. Она нахваливала его перед известными адвокатами, водила на чаепития к судейским женам, весьма заинтересовавшимся его личностью. В ответ Питерс прощал мисс Рэмсботэм ее многие недостатки, всякий раз напоминая ей об этом. Благодарность мисс Рэмсботэм не знала границ.
— Ах, как бы мне хотелось быть помоложе и попривлекательней! — со вздохом говорила она своей закадычной приятельнице. — По мне бы, я и так неплоха; я к себе привыкла. Но Реджи так тяжело от этого. Я точно это знаю, хотя он никогда открыто об этом не говорит.
— Пусть только попробует, мерзавец! — отвечала Сьюзен Фоссет, которая после тщетных попыток в течение месяца смириться с этим молодцом, заявила в конце концов, что постарается лишь скрыть свое крайнее неприятие и на большее не способна. — Кстати, мне непонятно, к чему вообще все эти разговоры. Ведь ты же не говоришь ему, что ты молодая и красивая, верно?
— Моя дорогая, я всегда говорила ему только правду, — отвечала мисс Рэмсботэм. — Я не собираюсь этим кичиться, мне казалось, что так лучше. Видишь ли, к несчастью, я выгляжу на свой возраст. Большинство мужчин этот факт восприняли бы иначе. Ты представить себе не можешь, какой он чудесный. Он уверил меня, что, обручаясь со мной, он все прекрасно видел и потому нет нужды сосредотачиваться на неприятном. Это такое чудо, что он увлекся мной, — он, у ног которого может оказаться половина женщин Лондона.
— Полагаю, что для них он в самый раз, — согласилась Сьюзен Фоссет. — Но уверена ли ты, что он любит тебя?
— Дорогая моя, — отвечала мисс Рэмсботэм, — вспомни высказывание Ларошфуко. «Один любит, другой соглашается быть любимым». Мне уже довольно того, что он позволяет себя любить. Это больше, чем я имею право ожидать.
— Да ты просто дура! — открыто провозгласила закадычная подруга.
— Я знаю, — согласилась мисс Рэмсботэм, — но я никогда не знала, что быть дурой так восхитительно!