Томминокеры. Трилогия
Шрифт:
Бобби улыбалась, но слабо, смутно, как будто смех Гарденера, так или иначе, ничего не означал.
— Это действительно выглядит немного странно, но все, что надо, оно сделает. Лови меня на слове.
Это был «Электролюкс», который он видел на складе. Он не двигался по земле, а плыл над ней, его маленькие белые колеса вертелись. Его тень отбегала с одной стороны, как такса на поводке. Сверху, где обычно помещалась вакуумная кишка, торчали две тонкие проволоки в форме V. Это антенна, догадался Гарденер.
Теперь оно приземлилось, если так можно назвать снижение с трех дюймов высоты, и покатило
— Смотри, — сказала Бобби тем же поглядите-на-мою-яхту-мыльницу голосом.
Раздался щелчок. Гудение. Теперь тонкий черный шнур поднялся из бока пылесоса, как поднимается веревка из плетеной корзины в индийском фокусе. Только это не было веревкой, Гарденер заметил; это был кусок коаксиального кабеля.
Он поднимался в воздухе… выше… выше… выше. Он коснулся края коробки переключателя и пополз вокруг к центральной части. Гарденер почувствовал спазм отвращения. Как будто глядишь на что-то сходное с летучей мышью — что-то слепое, у чего есть радар. Что-то слепое, что может… может искать.
Конец кабеля нашел кнопки — черную, которая заставляла подъемник подниматься и спускаться, и красную, которая его останавливала. Конец кабеля коснулся черной — и внезапно затвердел. Черная кнопка мягко утопилась. Мотор за навесом заработал, и подъемник скользнул в котлован.
Напряжение кабеля уменьшилось. Он соскользнул к красной кнопке «Стоп», отвердел, нажал ее. Тогда мотор заглох — наклонившись, Гарденер мог видеть подъемник, болтающийся напротив стенки разреза в футах двенадцати ниже кабель поднялся и нажал снова на черную кнопку. Мотор опять заработал. Подъемник вернулся. Когда он достиг края котлована, мотор автоматически отключился.
Бобби повернулась к нему.
— Вот, — сказала она. — Работает отлично.
— Это невероятно, — произнес Гарденер. Его взгляд бегал от Бобби к «Электролюксу», пока кабель нажимал кнопки. Бобби не манипулировала с радио, как Фриман Мосс со своим «воки-токи», но Гарденер заметил легкую морщину от напряжения, и то, как ее глаза опустились за секунду до того, как коаксиальный кабель перескочил с черной кнопки на красную.
Выглядит как механическая такса, что-то с тех иногда хороших фантастических фильмов Келли Фрис. Вот на что это все похоже, но ведь это не робот, вовсе нет. У этого нет мозгов. Бобби — его мозги… и она хочет, чтобы я знал это.
На складе было много таких привычных приспособлений, выстроенных вдоль стены. То, на чем попыталась остановиться его мысль, было моечной машиной с бумеранговой антенной вверху.
Склад. Черт возьми, появляется интересный вопрос. Гард открыл рот, чтобы спросить… и закрыл его снова, пытаясь в то же время утолщать щит для мыслей, насколько это возможно. Он почувствовал себя человеком, прогуливающимся у самого края пропасти в тысячу футов глубиной, который любуется восходом.
Никто не возвращался… насколько я знаю… и склад закрыт на висячий замок снаружи. Так как Фидо-Пылесос выбрался?
Он был уже готов задать этот вопрос, когда вспомнил, что Бобби и не упоминала о том, откуда «Электролюкс» появился. Гард внезапно ощутил запах своего пота, горький и
Он поглядел на Бобби и увидел, что она смотрит на него, с этой улыбкой, раздражающей улыбкой, которая означает, что она знает, что Гарденер думает… но не то, о чем он думает.
— Откуда он появился, кстати? — спросил Гарденер.
— О…он был рядом, — Бобби поводила неопределенно рукой. — Самое главное, что он работает. Важно для неожиданной отсрочки. Или ты хочешь продолжить?
— Ладно. Только я надеюсь, что его батарейка не сядет, пока мы будем внизу.
— Я — его батарейка, — сказала она. — И пока я в порядке, ты можешь подняться снова. Гард. О'кей?
Твой страховой полис. Да, я думаю, я это понял.
— О'кей, — сказал он.
Они пошли к котловану. Бобби села в подъемник первая, пока кабель тянулся из бока «Электролюкса —, чтобы запустить кнопку. Подъемник пришел снова наверх и Гарденер шагнул в него, держась за канат, в то время как он уже начал спускаться.
Он бросил последний взгляд на оснащенный батарейками старый «Электролюкс и подумал опять: «Как, черт возьми, он выбрался наружу?»
Затем он провалился в туманность котлована и во влажный каменный запах мокрых скал; гладкая поверхность корабля вырастала слева от него, как стена небоскреба без окон.
4
Гард слез с подъемника. Он и Бобби стояли плечами к круглому пазу люка, который имел форму большого иллюминатора. Гарденер чувствовал, что он не может оторвать глаза от знака, выгравированного на нем. Он нашел в нем что-то из своего детства. Тогда была вспышка эпидемии дифтерии в пригороде Портленда, где он рос. Два мальчика умерли, и отдел здравоохранения объявил карантин. Он вспомнил себя, идущего в библиотеку, рука надежно зажата в руке матери, и дома, которые они проходят, с прибитыми табличками на дверях, где то же самое слово — черными тяжелыми заглавными буквами. Он спросил маму, что оно означает, и она сказала, что, значит, в доме больной. Это хорошее слово, сказала она, потому что предупреждает людей, чтобы не заходили. Если они зайдут, сказала она, они могут подхватить заразу и разнести ее.
— Ты готов? — спросила Бобби, прерывая его мысли.
— Что это значит? — он указал на знак на крышке люка.
— Бурма-Шейв, — Бобби не улыбалась, — а ты знаешь?
— Нет… но я думаю, я сейчас ближе, чем когда-либо прежде. Он поглядел на баллон, прикрепленный к поясу и снова спросил себя, а что если он несет яд, который проникнет в его легкие с первым вдохом. Нет, он так не думал. Это было как награда. Один визит в Священный Центр, перед тем как его сотрут, исключат из уравнения.
— Хорошо, — сказала Бобби. — Я собираюсь открывать…
— Ты собираешься подумать, как открыть его, — сказал Гарденер, глядя на вилку в ухе Бобби.
— Да, — Бобби ответила скучающе, как бы спрашивая: «Что еще?». — Я собираюсь открыть эту диафрагму. Будет поток плохого воздуха, как при взрыве… и когда я говорю плохого, я подразумеваю действительно плохого. Как твои руки?
— Что ты имеешь в виду?
— Порезы?
— Все, что были, уже зажили, — он вытянул руки, как маленький мальчик, показывающий чистые руки перед обедом.