Томминокеры
Шрифт:
Руфь позвонила в городской зал. Ей ответила Хейзел. Все дееспособные жители города находятся в лесу, — сказала она. — Но если они не найдут мальчика до завтрашнего утра…
Хейзел не закончила.
В десять часов утра Руфь присоединилась к поискам. Когда вновь стало темнеть, она попросила Бича Джеригана проводить ее в город. В кузове грузовичка Бича что-то лежало, но она не знала, что именно, да и не хотела знать. Ей хотелось бы остаться в лесу, но она боялась, что силы вновь покинут ее и тогда
Утром, выпив чашку кофе и съев сэндвич, она мечтательно подумала о стакане молока. Затем, поднявшись в комнату, где стояла коллекция собранных ею кукол, Руфь села за стол и стала задумчиво рассматривать их. Куклы фарфоровыми глазами смотрели на нее.
В уме она проговаривала очередную скороговорку.
Затем мысль ее вернулась к реальности. Руфь взглянула на часы. Она пришла сюда в восемь тридцать, а сейчас уже четверть двенадцатого. Ее глаза расширились от удивления. Так долго?!
И…
…и некоторые куклы вдруг задвигались.
Немецкий мальчик в летнем костюме оказался почему-то между леди-эфенди и японочкой. За руку он держал индианку в сари. Русский мужик упал на пол, увлекая за собой гаитянца, и оба они лежали с обращенными в потолок лицами, покачивая головками.
Кто это двигает куклы? Кто здесь?
Она испуганно озиралась по сторонам, а сердце ее, казалось, сейчас выскочит из груди. Кукла-детоубийца Элмер Хани, нахально глядя на нее, улыбался. Говорю тебе, женщина: ты — глупая корова.
Никого. Вокруг все тихо.
Кто здесь? Кто здесь был? Кто сдвинул…
Мы сами сдвинулись с места, милочка.
Слабый, тоненький голосок.
Она зажала рукой рот. Ее глаза стали совсем круглыми от страха. И вдруг на стене она увидела большие корявые буквы. Чья-то рука с таким нажимом написала их, что несколько осколочков мела валялись на полу:
Давид Браун на Альтаире-4. Что? Что? Что это…
Это значит, что он оказался слишком далеко, — сказала кукла-француженка, и внезапно из ее глаз брызнули искры зеленого света. Лица всех остальных кукол расплылись в злорадной улыбке. Оказался слишком далеко, слишком далеко, слишком далеко…
Нет, я не могу в это поверить! — простонала Руфь.
Весь город, Руфь… оказался слишком далеко… слишком далеко… слишком далеко…
Нет!
Пропал… пропал…
Глаза куклы-клоуна из папье-маше тоже внезапно загорелись зеленым светом.
Голоса кукол все громче… и одновременно это были голоса города, и Руфь Мак-Косленд знала это.
Она подумала, что наступает последняя стадия перед тем, как все окончательно лишатся рассудка… и она в том числе.
Нужно что-то делать, Руфь. — Кукла-китаянка говорила голосом Бича Джеригана.
Нужно
Но они никогда не позволят тебе это сделать, Руфь. — Это сказала кукла-Никсон, подняв правую руку в приветственном жесте. Она говорила голосом Джона Эндерса из начальной школы. — Они могли бы, но это было бы неверно.
Они любят тебя, Руфь, но если ты попытаешься сбежать, они убьют тебя. Ты ведь и сама знаешь это, верно? — Кукла-анголец голосом Джастина Харда.
Пошли сигнал.
Сигнал, Руфь, да, и ты знаешь как…
Используй нас, мы покажем тебе как, мы знаем…
Она сделала шаг назад, зажав руками уши, как будто могла спастись от этих голосов. Ее губы дрожали. Она была в ужасе. В ее куклах сейчас сконцентрировалось все безумие Хейвена.
Сигнал, используй нас, мы можем показать тебе как, мы знаем, и ты ХОЧЕШЬ знать. Городской зал, Руфь, часы на башне…
Голоса теперь не просто кричали, они скандировали: Городской зал, Руфь! Да! Да! Городской зал! Городской зал! Да!
Хватит! Прекратите! — стонала она. — Хватит! Хватит! Пожалуйста, не надо!..
И вновь потеряла сознание.
Она пришла в себя поздно вечером. На полу было холодно. За окнами шумел ветер, собиралась гроза. Грозные силы природы готовились обрушиться на Хейвен.
Но Хейвен и сам сейчас был источником мощных сил. Просто перемена погоды стала очень важным фактором. Не только у Руфи в этот момент очень болела голова.
Почти каждый житель Хейвена, старый или юный, слышал, как за окном свистит ветер, и этот свист врывался в уши, вызывая нестерпимую головную боль.
Руфь проспала до часу дня среды. Голова все еще гудела, но две таблетки анальгина помогли унять боль. В пять часов она уже чувствовала себя прекрасно, чего с ней давно не было. Только все мышцы болели от напряжения.
Она вышла из дома и пошла по главной улице, внимательно глядя в глаза каждому встречному, как будто все они должны проснуться, подобно Спящей Красавице, очнувшейся от злых чар ведьмы.
Руфь направлялась в свой офис в городском зале. Возле школы дети запускали воздушного змея, и их звонкий смех оглашал площадь.
Но никто не смеялся, когда она заговорила с небольшой группой людей, среди которых были Брайен и Мэри Браун. Руфь говорила им, что очень сожалеет о своем решении быстро найти мальчика без помощи полиции штата. Она никогда не простит себе этой ошибки. Это было непростительное легкомыслие, — говорила она.
Брайен только кивнул; он выглядел изможденным и совсем больным. Мэри дотронулась до ее руки:
— Не нужно упрекать себя, — грустно сказала она. — Здесь замешаны другие обстоятельства. Мы все отлично это знаем.