Тонкая штучка
Шрифт:
— Будешь гадости говорить, позову Гиви, он тебе опять кляп затолкает.
Мотя замолчал. И тут случилось то, чего я никак не ожидала. Выражение его лица враз переменилось, даже глаза засияли, и улыбка на губах была такая… Смотрел он на мой медальон.
— А я ведь эту игрушку знаю, — сказал он.
Этого не могло быть. Но я испугалась. Он увидел мой страх и понял, что попал в точку.
— Так вот в чем дело… как же я сразу… ах ты, сука!..
— Заткнись, — сказала я, выпрямляясь, — заткнись и, может, жив
Я распутала веревку, Мотя поднялся, повернулся ко мне, злорадно улыбаясь, сделал шаг и вдруг понял. Испугался, крикнул:
— Павел!..
Но я завизжала на полсекунды раньше, перекрывая его вопль, выстрелила и сползла на пол, видя, какой тошнотворный вид приобрела стена напротив. Мужики влетели в комнату с оружием в руках. Я сидела, вытаращив глаза и лишившись дара речи.
— Черт, она его пришила, — выругался Павел, — ну что за баба. Просили тебя?
— Ты сам сказал, — с трудом ответила я, — будет дергаться…
— Он что, дергался?
— А что он, по-твоему, делал? — заорала я, а потом заревела.
— Это ты, дура несчастная, его развязала?
— Что я, с ума сошла? Я убирала за ним, а он вдруг как вскочит, толкнул меня, а пистолет на диване, и я… — тут я заревела по-настоящему.
— Ну вот, какого черта я его сюда тащил, по-твоему? — злился Павел.
Я только плечами пожала.
— И что теперь делать прикажешь? Как убийцу искать? Надо же так все испортить…
— Чего ты орешь? Я что, в охранники нанималась? Из-за вас, придурков, в тюрьму сядешь… — тут я так перепугалась, что побледнела и вознамерилась упасть в обморок.
— Эй-е-ей, — направился ко мне Павел, — ты меня пугать завязывай. Шлепнула, и черт с ним. Не велика потеря. Еще кого-нибудь поймаем. Надо его зарыть где-нибудь. Кончай реветь, лучше здесь все вымой.
Конечно, после всех этих событий ужинать мне расхотелось. Я вилкой салат ковыряла и грустила. Несколько раз реветь принималась.
— Не дойму, как он развязаться мог, — никак не желал успокоиться Витек, — я ж проверял, все путем было.
— Откуда мне знать. Гиви вон цепи рвет… Я его не развязывала, и замолчи лучше. Без тебя тошно. — Я заревела, отодвинула от себя тарелку и сказала:
— Домой хочу.
— Кончай ныть.
— Тебе хорошо, а мне людей убивать непривычно, переживаю. И вообще, переубивали вроде всех, и пора нам на заслуженный отдых.
Павел молчал, и я к нему полезла:
— Павел, поедем ко мне, не хочу я здесь. Или опасно очень?
— Не опасней, чем раньше. Мотя покойник.
— А дружки его?
— Что дружки? У них теперь не о том голова болеть должна.
— Так и поедем тогда, не хочу я здесь ночевать.
— Что так?
— Боязно, — поежилась я.
— Мотю, что ли, боишься? Так он в лесочке зарыт.
— Вот и боюсь.
— Привидения, что ли?
— Замолчи.
— А чего нам и вправду здесь делать? — спросил Витек, привидений он, как видно, не любил.
— Что, вот так и поедем? — недовольно проворчал Павел.
— А что нас здесь держит? — спросил Витек.
— Действительно, Павел, — вдруг сказал Гиви, — что нас здесь держит? Что нас держит в этом городе?
— Я должен найти убийцу брата, — рявкнул Павел и кулачищем по столу грохнул.
Гиви покачал головой:
— Ты знаешь лучше меня, где ты должен быть. И ты, и мы все. Еще неделю назад. Мы просили неделю, она давно прошла. Сколько еще мы будем торчать здесь? Это не я спрашиваю.
Я ожидала, что Павел взорвется, но он как-то сник. Посидел, подумал, сказал хмуро:
— Хорошо. Еще сутки. Еще сутки, и мы возвращаемся.
Кончилось тем, что мы все-таки приехали ко мне на квартиру. Павел курил, был задумчив и хмурился. Я рядом вертелась. Спросила осторожно:
— Паш, что ж теперь делать-то будем?
— Да черт его знает, — он помолчал немного и вдруг заговорил:
— Был уверен, Мотя все концы держит. Теперь разве узнаешь?
— Видишь, как получилось. Уж как мне его сторожить не хотелось… Как чувствовала…
— Да ладно, чего теперь…
Тут я решила проявить смышленость:
— Но если Мотя убийцу знал, то без его участия никак не обошлось. И если Мотя мертв, то выходит, что мы, я хочу сказать, ты, за брата отомстил. Или это как-то по-другому делается?
— Чего хоть ты городишь?
— Я не горожу. Я за тебя переживаю.
— Юлька…
— А?
— Ты правда такая дура или прикидываешься?
— Я уж и сама не знаю. Сдуреешь с вами.
Мы помолчали минут пять.
— Афганец обещал мне убийцу. Надо найти Афганца.
Искать его не пришлось. Он сам заявился на следующий день, вечером, часов в восемь. Позвонил по телефону, я трубку сняла, а он вежливо так говорит:
— Здравствуйте. Я хочу поговорить с Павлом.
О чем они говорили, не знаю, только Афганец через полчаса заявился. В дверь позвонил. Открыл Гиви. Он пиджак распахнул, ручками сделал и в кухню прошел. Сел за стол, и Павел сел напротив.
— Да, наворотил ты дел, — усмехнулся Афганец. — Городок у нас был тихий. Уживались, — он вроде бы даже загрустил. — Боксер был хорошим мужиком. Косой никому не мешал. Да и Мотя, хоть и дерганый, но уголовников держал крепко.
— Чего плачешься? Теперь ты в городе хозяин.
— Да… Надо бы тебе «спасибо» сказать, да не хочется. Кашу заварил такую, замучаешься концы искать. Молодняк полезет… Работы… хорошо если на полгода.
— Ничего, справишься. Ты мужик головастый.
— Ленивый я, — сказал Афганец и улыбнулся. Улыбка у него была такая… Павлу ничего не осталось, как улыбнуться в ответ.