Тонкая стена

Карелин Сергей Витальевич

Первый раз, когда я приезжал в Муром на стажировку, мы путешествовали по земле, и разница не была так заметна. А вот леший, словно почувствовав сквозь стены приближение родных пенат, прекратил грустить и потянулся к окну. Любава тоже улыбалась. Русины будто задышали полной грудью. Даже лица у них изменились. С них будто сползли маски притворства и стеснения.

Здесь, среди этих бескрайних лесов, они могли творить все, что им хотелось и не бояться, что их найдут. Они стали сами собой. Я подумал, что для того, чтобы не раствориться в буйстве русинской природы,

моим коллегам нужно было быть очень цельными личностями, в чем-то даже более сильными, чем я и Зигфрид.

Может быть, поэтому среди моих знакомых русинов так часто попадались крайности — либо яркие, необычно мыслящие маги, либо совершенно невзрачные безвольные бездарности. Или ты ломал среду под себя или она брала над тобой верх и подчиняла своим законам. Я даже поразился какие мне приходили в голову мысли когда я смотрел на раскинувшиеся под крылом дракона леса.

Кое-где внизу, среди быстро сгущающегося сумрака проплывали отдельные огоньки домов и малых деревенек. И вдруг, совершенно неожиданно, облака вспыхнули отраженным заревом фонарей. Опять крайность. От тьмы — к почти слепящему свету.

— Дорогобуж, великий торговый город. — ни к кому не обращаясь, с восхищенным придыханием произнесла Любава. — Ты бывал здесь, Мойша?

— Нет. — как-то глухо, но очень спокойно ответил леший. — Но очень хочу.

— А я бывала. — раздался голос Хельги.

Она вообще выглядела странно. Все ее тело будто трепетало в каком-то ожидании, я бы даже сказал, предвкушении. Она словно заряжалась от проплывавших внизу бескрайних лесов какой-то энергией.

— Как вы ЭТО выносите, Любава? — спросила она дрожащим от возбуждения голосом.

— Что «это» — спросила Любава. Но мне смутно показалось, что она знает ответ.

— Это! — Хельга махнула рукой вокруг себя. — Здесь ты сам по себе. Вы люди сильных желаний, больших мечтаний. Но и страхи среди этих просторов огромные. Тебе не хочется иногда плакать целыми днями, потому что некому даже при очень большом желании придти тебе на помощь. И здесь, если мужчина ушел — то это — навсегда…

Я ничего не понял из сбивчивой речи Хельги. Но Любава подошла к ней и обняла ее за плечи.

— А ты бы хотела у нас жить? — спросила она.

— Когда была молодая — думала, что не смогу. А теперь — хотела бы. Очень хотела бы.

Зигфрид обернулся и прокричал:

— Практикант, садись рядом. Через час — посадка в Муроме. Порулишь напоследок.

После этого приглашения, я забыв обо всем сломя голову ринулся на переднее кресло. Исполнялась моя самая заветная мечта. И за одной это я был благодарен и Зигфриду, и всем русинам.

Мы подлетали к Мурому под бездонным звездным небом русинских просторов. Я сначалавел дракона очень аккуратно, но похоже мое благоговение перед этими созданиями передалось Вале, и тот начал слушаться моей малейшей команды. Это единениес могучей рептилией окрыляло меня и приводило в совершеннейший экстаз. Я что-то пел во все горло, а Зигфрид, глядя на меня, улыбался. Сейчас я готов был расцеловать нашего начальника.

Но каждой сказке, как говорится,

приходит конец. Зигфрид забралсебе управление драконом, и Валя начал снижаться. Я же смотрел на приближающиесягородские огни и сожалел, что полет был столь скоротечным.

Глава 12

Непростая страна

Утром я проснулся одним из первых. Когда мы приземлились на единственном во всем Муроме драконодроме, нас встречал невзрачный русин. Разговорить мы его так и не смогли. Но он привел нас к нашему временному жилищу. Надо признать оно оказалось весьма недурственно. Огромный двухэтажный деревянный дом.

Как и все русинские города, столица Великого княжества раскинулась среди лесов на очень большое расстояние. Русины с их огромными территориями могли себе позволить строить одно-двухэтажные дома с наделами, которые в наших краях сошли бы за небольшую усадьбу. Не было в этом во всем привычного мне тесного уюта Фатерлянда, но было нечто иное, разумное и очень спокойное.

За окном, заложенным тонкими листами горного самородного хрусталя, падал снег. Первый снег этой зимы. Эта легкая снежная пелена практически скрывала очертания соседних домов, и отбивала всякое желание суетиться, куда-то бежать. Я спустился в кухню и зажег очаг. Сразу повеяло теплом. Я сел за стол и задумался.

В доме было тихо. Некоторое время я собирал по уголкам мозгов обрывки вчерашних мыслей и впечатлений и подсознательно ждал некоего просветления. Я не знал, что за мысль должна была меня посетить, но мне казалось, что в этой снежной тишине она обязательно найдет дорогу в мою непутевую голову.

И вдруг меня озарило. Несмотря на все обилие приключений, случившихся с нами до сих пор, наша поездка не складывалась. Не мог я увязать все выспренние разговоры Сента и Велимира о судьбах нашего мира с парой скромных пулек, найденных в схроне. Да и для наших досужих разговоров в Бремене совсем не обязательно было собирать такую бригаду.

Я понимал, что у нас была какая-то скрытая миссия, что нас послали сюда, чтобы мы сделали нечто большее, чем просто собирали доказательства и искали схроны. Интересно, знали ли нашу сверхзадачу Зигфрид и Мойша? Нет. Мойша — вряд ли. А вот Зигфрид — мог бы. Мог бы…Лестница натужно заскрипела под чьими-то тяжелыми шагами. Вот так вот. «О сером речь — а серый навстречь». В кухню вошел наш командир.

— Не спится, практикант? — прямо с порога бросил он.

— Я выспался, Зигфрид. — робко ответил я.

— И чего сидишь? — задал он вопрос, посмотрел в окно и сам себе ответил — Первый снег…Думаешь?

— Думаю, — с некоторым облегчением ответил я.

— От русинских тихих зим на мысли здорово тянет. Я поэтому к ним ездить и не люблю. Я — человек действия. А с годами думать тяжелее становится. Как начнешь наворачивать — хоть в петлю лезь. — признался Зигфрид. — И все-таки — чего надумал-то?

— Вопрос у меня один есть. О наших путешествиях…

— Хочешь спросить, зачем нас Хранители по всем этим городам и весям гоняют?