Тонкая темная линия
Шрифт:
Он на самом деле был смешным. Правда вдруг обрушилась на Маркуса Ренара всей своей тяжестью.
Проезжая мимо дома, где убили Памелу, Маркус рыдал. Ее смерть тенью пройдет рядом с ним до конца его дней.
Что за жизнь он вел? Подозреваемый в убийстве, вызывающий смех бедолага, живущий вместе с матерью. Его снова и снова отвергают женщины, которых он любит. Он всегда будет смешным, одиноким, нежеланным. Тогда ради чего ему жить?
«Вольво» свернула к дому, и Маркус выключил мотор. Им овладела настойчивая потребность действовать, присоединившись к другим чувствам,
Виктор сидел на площадке лестницы, примеряя одну из изготовленных матерью масок и раскачиваясь из стороны в сторону. Он мгновенно вскочил на ноги и пробежал мимо Маркуса, пронзительно визжа:
– Красное! Красное! Красное!
– Прекрати! – прикрикнул на брата Маркус. – Ты разбудишь маму.
– Мама, выход. Красное! Оченькрасное!
– О чем ты говоришь? – Маркус прошел через столовую. Против воли он все-таки взглянул на стену. Разумеется, краска не подошла. – Уже поздно. Мама давно в постели.
Виктор отчаянно замотал головой:
– Мама, выход. Красное!
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – нетерпеливо ответил Маркус. – Куда она могла пойти? Ты же знаешь, что мама не водит машину по ночам.
Виктор забеспокоился еще больше, когда они подошли к двери в комнату Маркуса. Он прижался головой к стене и запричитал.
Маркус схватил его за плечи.
– Виктор, прекрати! Иди в свою комнату и успокойся. Посмотри свои книги.
Маркус подавил вздох. Ему было очень жаль брата. Бедный Виктор, пленник собственного мозга. Но, может быть, Виктору-то как раз и повезло.
– Пойдем со мной, – спокойно сказал Маркус. Взяв Виктора за руку, он повел его наверх, успокаивая по дороге.
– Красное! Красное! –шептал Виктор.
– Нет ничего красного, Виктор. – Маркус привел его в спальню и включил лампу.
Виктор сел на краешек кровати и стал раскачиваться из стороны в сторону. Петушиные перья, украшавшие углы его маски, шевелились, как антенны. Он выглядел… абсурдно.
– Я хочу, чтобы ты просчитал до пяти тысяч по шестнадцать, – попросил брата Маркус. – А когда закончишь, скажешь мне. Сможешь это сделать?
Виктор стеклянными глазами смотрел мимо брата. Вполне вероятно, что, когда он досчитает до пяти тысяч, он забудет о том, что его так расстроило.
Маркус вышел из спальни брата и остановился, поглядывая на дверь в комнату матери. Разумеется, она там, паучиха в своем гнезде. Есть только один способ убежать от них всех.
Маркус целеустремленно спустился к себе в комнату, закрыл за собой дверь и подошел к ящику, где лежал «Перкодан». Доктор выписал ему семьдесят пять таблеток, вероятно, в надежде, что Ренар выпьет их все сразу. Маркус принял много после того, как Фуркейд избил его, но оставалось еще достаточно. Более, чем достаточно.
Но пузырька в ящике не оказалось. Виктор? Нет. Если бы Виктор принял слишком много «Перкодана», то результатом стало бы не возбуждение. Он бы заснул или умер, что было бы еще лучше.
Маркус
Он повернулся к рабочему столу и разложенным на нем с хирургической точностью инструментам, разглядывая острое лезвие рабочего ножа. Маркус взял его в руку, провел пальцем по острию и стал смотреть, как из пореза выступила алая кровь. Он снова заплакал, но не от физической боли, а от огромной эмоциональной тяжести того, что собирался совершить. Маркус отложил в сторону нож, посчитав его непригодным для дела. Нож мясника подойдет лучше, и буквально, и символически. Но прежде всего ему необходимо найти таблетки.
Подойдя к тайнику в стене, он открыл его. Маленькие сувениры, взятые у Элейн, Памелы и Анни, лежали на полке отдельно друг от друга, напоминая о том, что могло бы быть. На Маркуса накатил приступ горько-сладкой тоски, когда он взял тяжелое стеклянное пресс-папье, принадлежавшее Памеле. Он приложил его к щеке и ощутил холод влажной от слез кожей
– Ну-ка брось, ты, гадкий, больной ублюдок! – Голос был низким и глухим от едва сдерживаемой ненависти. – Это принадлежало моей дочери.
Маркус поднял голову и взглянул в лицо Хантера Дэвидсона. Пресс-папье вывалилось у него из рук и упало на пол.
– Я полагаю, что ты готов отправиться в ад, – сказал старик, взводя курок на револьвере сорок пятого калибра. – Потому что я пришел, чтобы отправить тебя туда.
ГЛАВА 46
Он был прав с самого начала. Следы, логика, все вело к Ренару. И если бы он не отвлекся, не позволил прошлому снова взять его за горло, Маркот так бы и остался постепенно стирающимся из памяти воспоминанием.
Ник закурил, глубоко затянулся, словно пытаясь дымом перебить горький вкус правды на языке. Вред уже нанесен. А с последствиями он будет разбираться, если они возникнут. Теперь его мозг должен сосредоточиться только на одном – на Маркусе Ренаре.
Анни явно перегнула палку. Ей необходима поддержка, а он позволил себе отвлечься, хотя нутром чуял правду.
Ник оставил машину в переулке и влился в толпу гуляющих, высматривая Анни Бруссар. Если она довела Ренара до точки кипения, то вполне могла сейчас оказаться в сложной ситуации. Наверняка этот подонок где-то поблизости и наблюдает за ней.
Громко играла музыка, толпа была шумной, веселой и пьяной. На улице царило буйство костюмов, красок, движений. Но Ник искал взглядом голубую форму помощников шерифа. Он методично обследовал одну сторону улицы Франции, вернулся по другой, едва замедляя шаг, чтобы выслушать глупые пожелания удачи от коллег в связи с предстоящим слушанием его дела. Анни он не увидел.
Вполне возможно, что она поехала в тюрьму сдавать какого-нибудь пьяницу. Он мог пропустить ее в толпе, ведь женщина так невелика ростом. Или Анни попала в беду.