Тоннель

Вагнер Яна

Он даже начал потихоньку пробираться на выход, но тут молодая беременная отпихнула бутылку с водой, которую совал ей доктор, опустила голову между коленей, и ее стошнило на асфальт.

— Не надо мне воду, — сказала она с отвращением и содрогнулась от нового спазма, закрыла рот рукой. — Запах какой ужасный, не могу прямо.

И запах действительно сразу стал очевиден. Проникающий сквозь пары бензина и разлитого масла, неправильный, гадкий. Плотский.

Доктор еще суетился и бормотал, заново хрустел манжетой своего трофейного тонометра, но все это не имело уже никакого смысла. Женщина-Мерседес

вздернула голову и звучно принюхалась, раздувая ноздри, как большая гончая собака, а потом вытащила из кармана платок и прижала к лицу.

— Прямо за этой решеткой — три мертвых тела, — сказала она торжественно, указывая на изуродованный Фольксваген. — Которые лежат там уже одиннадцать часов. При такой температуре очень скоро оставаться здесь станет невозможно. Более того — опасно! И никакая вентиляция нам не поможет. Вы согласны со мной, доктор?

Маленький стоматолог вытащил из ушей фонендоскоп, нагнулся и аккуратно положил его в коробку.

— Доктор! — повторила женщина-Мерседес. Голос ее из-под платка гремел, как будто кусок хлопка не приглушал, а наоборот, усиливал его. — Я права?

Он кивнул — неохотно, молча, и красные пятна снова поползли у него вверх по шее, к щекам.

Сука, с тоской подумал старлей. Что ж за сука такая.

— Надо всё отложить, — сказала сука безо всякой уже торжественности, скучным голосом, потому что наконец победила, теперь точно. — И как можно скорее эвакуировать отсюда людей.

— Это куда же? — хмуро спросила тетка в бирюзовых кроксах. — У нас вообще-то и машины тут, и всё.

Женщина-Мерседес отняла платок от лица и улыбнулась.

— Мы переставим ваши машины, — сказала она. — Все машины. На той стороне много свободного места, и мы заставим их сдать назад. Но чтобы быстро предупредить всех, нам с лейтенантом понадобятся добровольцы. Кто готов помочь? Подходите, я запишу вас.

Она прислонилась спиной к решетке, сунула ненужный платок в карман и достала блокнот. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 10:26

— Кошмар прям какой-то, — сказала нимфа, встала и одернула платье. — Реально наступить уже некуда.

— Скажите спасибо, что нам есть куда ходить, — ответила владелица серого Лендровера. — Представьте, каково тем, кто на той стороне. Бедные...

— Вообще не представляю, — поддержала дачница в шортах. — Ладно мужики еще, им все равно, а женщин очень жалко. Я зимой на МКАДе четыре часа в пробке простояла, думала — умру, а не смогла. Ну не смогла просто, и всё. Ну как это — сесть и снять штаны у всех на глазах? В этом смысле нам повезло, конечно.

— Повезло? — повторила Саша. — Вы смеетесь, что ли? Ну кому тут повезло? Двенадцать часов прошло почти. Это вообще уже никак нельзя объяснить, неужели вы не понимаете?

Ася закатила глаза. Все это она уже слышала, причем раз примерно десять, и даже сюда потащилась не потому, что ей так уж хотелось в туалет, просто сил уже не было сидеть в Тойоте и слушать душные Терпилины причитания. Еще пять минут — и у нее реально вскипели бы мозги. Но Терпила, конечно, поперлась следом, ей нужны были новые уши. Насколько круче было вчера, когда они молча ехали и молча торчали в пробке.

— Нет ни одного рационального объяснения, почему

мы до сих пор еще здесь, — сказала Терпила, повышая голос. — Ни одного. Так просто не бывает. А мы до сих пор делаем вид, что всё в порядке!..

— Да может, у них сломалось чего-нибудь просто, — быстро сказала жена-Патриот, и Ася сразу вспомнила, что версию эту тетя в розовой майке уже как-то двинула в самом начале, причем теми же самыми словами, чтобы успокоить свою розовую дочку, и все же звучала она теперь гораздо менее уверенно.

— Что, скажите на милость, может такое сломаться, чтобы нельзя было починить за все это время? — спросила седая владелица Лендровера, и голос у нее задрожал. — Им ведь прекрасно известно, что здесь люди, это ведь можно как-то силой открыть, наверно! Разрезать! Почему они не открывают?

— А я знаю? — хмуро сказала жена-Патриот. — Чего вы ко мне-то пристали? — И переключилась на дочь: — А ты что копаешься! Пошли давай, папа заждался вон уже!

Невдалеке в самом деле нетерпеливо топтался Патриот, а с ним еще несколько мужчин, и несмотря на то, что они стояли спиной, само их присутствие еще раз напомнило всем о сбежавшем преступнике, который в эту самую минуту, вполне возможно, прячется за поворотом стены и наблюдает за ними.

— Пойдемте, правда, а то неудобно, — сказала девушка в кедах.

— Неудобно, — фыркнула нимфа и с отвращением посмотрела на свои каблуки.

— Знаете, мне тоже это совсем не нравится, — тихо сказала старшая женщина-Кайен, догоняя Сашу, когда они возвращались к машинам. — Не хочется наводить панику, но, по-моему, случилось что-то очень плохое. По-настоящему, вы понимаете?

Саша кивнула.

— Вот и я так думаю, — прошептала владелица Лендровера. — Сижу с утра и думаю, думаю. Причем оно случилось там. Снаружи. Поэтому нас никто и не спасает.

Девушка в кедах замедлила шаг, тревожно наклонила голову.

— А я истратила всю вашу воду, — начала женщина-Кайен с отчаянием. — Простить себе не могу. Вы не представляете, как мне жаль...

Ну понеслось, подумала Ася и перестала слушать. Напроситься к нимфе в кабриолет, хотя бы на часок. Тупая она, конечно, адски, и лабутенищи еще эти кошмарные, как у шлюхи. Да, скорей всего, она и есть шлюха, но веселая и вроде незлая. И сиденья в кабриолете гораздо удобнее.

Далеко впереди мама-Патриот тащила за руку косолапую девочку. Нимфа скинула туфли и снова шла босиком. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 11:20

Когда женщина-Мерседес с измученным лейтенантом и группой добровольцев добралась наконец до полицейского Форда, версия грустной хозяйки Порше Кайен насчет «чего-то по-настоящему плохого» успела расползтись по рядам, как вредоносная плесень, и отравила всех. Причем настолько, что появление неприятной чиновницы с ее очередными инструкциями никакого протеста не вызвало, а скорее наоборот — неожиданно всех взбодрило. Какие бы новые глупости ни выдумала в этот раз женщина в синем костюме, она предлагала хоть какое-то действие, и это все равно было лучше пустого и тоскливого ожидания в душных машинах. Вероятно, она тоже это понимала, поэтому обошлась без вступлений.