Тоомас Линнупоэг
Шрифт:
— Ты опять шуточки шутишь, — сказала Майя, хрустя конфетами и болтая ногами. — Толстые мальчики! С чего это в голову тебе приходят такие мысли?
— Я и сам не знаю, с чего, — ответил Тоомас Линнупоэг и засмеялся. И тогда засмеялась Майя, а потом Тоомас Линнупоэг, а потом они смеялись вместе, так что парк звенел. Стайка воробьев испугалась их смеха и вспорхнула. И Тоомасу Линнупоэгу почудилось, будто это вовсе не воробьи, а черные колдовские силы, которые бегут из его сердца. Как бы то ни было, на душе у Тоомаса Линнупоэга стало легко-легко.
— Тебе теперь лучше?
— Да, — ответил Тоомас Линнупоэг.
— А у тебя и вправду неприятность была? — продолжала спрашивать Майя.
— Была.
— Большая?
— Огромная.
— Куда же она подевалась?
— Проглотил, словно конфетку, — Тоомас Линнупоэг хмыкнул и сунул в рот новую конфетку, не мог же он сказать, что его неприятность умчалась прочь верхом на метле.
— Не валяй дурака. Что за неприятность? — не отставала Майя.
— Не могу сказать.
— Ну скажи, я не разболтаю.
— Не могу, — повторил Тоомас Линнупоэг и протянул Майе кулек с конфетами.
— А когда-нибудь скажешь? Тоомас Линнупоэг подумал и ответил:
— Когда-нибудь, наверно, скажу.
— Когда? — спросила Майя.
Тоомас Линнупоэг еще подумал и ответил, проникновенно глядя ей прямо в глаза:
— После того, как мы поженимся.
Лицо Майи вспыхнуло, и она вскочила со скамейки.
— Отвратительный мальчишка! У меня за тебя сердце болит, а ты насмехаешься! Все беспокоятся, что с тобой случилось, а ты зубоскалишь! Ничегошеньки у тебя не случилось! Можешь и один сходить к своим мастерам спорта. — И Майя повернулась к Тоомасу Линнупоэгу спиной.
— Ты обязана пойти вместе со мной, — сказал Тоомас Линнупоэг с невинным видом, — ведь это твое комсомольское поручение.
— Не пойду, — твердо отказалась Майя. — Не хочу я больше твои глупости выслушивать.
— Я ведь не просто так брякнул, — объяснил Тоомас Линнупоэг, — я думаю об этом совершенно серьезно. Поверь мне! — И Тоомас Линнупоэг посмотрел в глаза Майи еще проникновеннее. Настолько проникновенно, насколько это вообще возможно. И вдруг перестал существовать, он…
…тонул в море Майиных глаз.
Майя не знала, что лучше — поверить или не поверить Тоомасу Линнупоэгу. В любом случае она попадала в неловкое положение. И так как Майя не нашлась, что ответить, она просто убежала.
Тоомас Линнупоэг мгновенно был спасен от смерти через утопление.
— Майя! — крикнул он вслед девочке. Майя обернулась.
— Я схожу один, а в школе скажу, что ты ходила со мной. До свидания!
И действительно, Тоомас Линнупоэг на радостях побывал у трех мастеров спорта. Всех он застал дома, все были очень приветливы. Двое из них не могли прийти, а третий обещал непременно быть. По мнению Тоомаса Линнупоэга, этого было вполне достаточно. Какая разница, трое придут или один, главное — вечер больше не надо отодвигать. Для Тоомаса Линнупоэга было гораздо важнее, что у Майи за него болело сердце.
Тоомас
Спустя несколько часов, когда Тоомас Линнупоэг добрался до дому, он, несмотря на свое радостное настроение, был голодным как волк и усталым как собака. Тоомас Линнупоэг открыл дверцу духовки и на этот раз уже без всякого научного обоснования съел все, что ему оставили. Затем Тоомас Линнупоэг открыл дверцу буфета и также без всякого научного обоснования уничтожил солидные запасы продовольствия, отложенные бабушкой на следующий день. Теперь, когда вопрос о полноте сошел с повестки дня, аппетит был Тоомасу Линнупоэгу вроде бы и ни к чему. Но в жизни всегда так получается: то, что тебе позарез нужно, никак не дается, а как отпадает в нем надобность — так оно само в руки плывет. Так и сейчас — Тоомас Линнупоэг был бы не прочь еще и на десерт что-нибудь умять, но решил подавить это желание усилием воли. Он лег на диван, чтобы вновь мысленно пережить чудесные мгновения сегодняшнего дня и помечтать о своем будущем…
…то есть об их общем с Майей будущем.
Но помечтать вволю Тоомасу Линнупоэгу не удалось, вернулась домой его мать и с решительным видом подошла к сыну.
— Ты витамины принял? — осведомилась она.
— Н-нет, не принял, то есть принял, конечно, — ответил Тоомас Линнупоэг, предоставив матери самой решить, как это понять.
— Расскажи-ка мне, наконец, откровенно, что с тобой стряслось, почему ты так много ешь? — Мать Тоомаса Линнупоэга присела на край дивана с таким видом, будто решила остаться тут навсегда. Тоомас Линнупоэг уловил в ее голосе сильную озабоченность.
Тоомас Линнупоэг был хорошим сыном, ему стало жалко маму, и он решил развеять ее тревогу.
— Ничего со мной не стряслось, я хочу потолстеть, вот и все.
Такая откровенность ничуть не уменьшила озабоченности матери, скорее, наоборот, усилила.
— П-потолстеть? — Мать Тоомаса Линнупоэга начала запинаться. Затем подумала, не ослышалась ли она, и переспросила: — Ты сказал, что хочешь потолстеть?
— Да, мама, потолстеть, — ответил Тоомас Линнупоэг невозмутимо.
— Зачем ты издеваешься надо мной, сынок, — горестно, чуть не плача, спросила мать Тоомаса Линнупоэга. — Ни один мальчик на свете не хочет быть толстым.
— Вовсе я не издеваюсь, мама. И я не хочу, да надо, — сказал Тоомас Линнупоэг серьезно. — У меня есть на то веские причины.
И Тоомас Линнупоэг объяснил, что выпускной вечер не за горами, все придут в новых костюмах, только он будет в старом, а все потому, что мать Тоомаса Линнупоэга считает неразумным покупать подрастающему мальчику темно-синий костюм к лету, мол, и старый вполне сойдет, если его хорошенько отгладить. Он же считает, что старый костюм никуда не годен, и выпускнику не пристало кончать восьмилетку в таком костюме, вот Тоомас Линнупоэг и ест, чтобы растолстеть и поставить свою маму перед печальным фактом: старый костюм ему узок.