Тоомас Линнупоэг
Шрифт:
— Почему вы сразу не сказали мне, что окно не разбито? — недовольно заговорила учительница Кивимаа, и Тоомас Линнупоэг от положения коллеги вновь опустился до положения ученика.
— Я не мог сказать сразу. Простите, но вы не позволили мне говорить.
Возможно, учительница Кивимаа учинила бы Тоомасу Линнупоэгу более пристрастный допрос, у нее все же не было полной ясности, каким все-таки образом бутылка разбилась о переплет окна, но раздался звонок — этот извечный помощник и спаситель школьников — и учительница Кивимаа велела Тоомасу Линнупоэгу отправляться в класс.
Тоомас
Когда Тоомас Линнупоэг вошел в класс, Пеэтер Мяги изобразил на лице величайшее изумление и воскликнул:
— Старик, ты еще жив!
Тойво Кяреда пощупал щеку Тоомаса Линнупоэга и в свою очередь удивился:
— И шкура на тебе вроде бы цела! Стало быть, это и раки, будто с тебя снимали стружку? А Киузалаас кричал тут на весь класс, дескать, сейчас в учительской с Тоомаса Линнупоэга сдирают шкуру, дескать, даже в коридоре слышно, как он вопит.
— Ни за что не поверю, чтобы Тоомас Линнупоэг завопил, даже если бы с него и в самом деле снимали шкуру, — вступилась Кюллики за своего соседа по парте.
Тоомас Линнупоэг на такое заступничество и внимания не обратил, но зато обратила Вайке Коткас, она довольно воинственно спросила у Кюллики:
— Тебе-то откуда знать? Ты знакома с Тоомасом Линнупоэгом без году неделю.
— Настолько-то уже знаю, — ответила Кюллики с улыбкой, улыбка была ее оружием, и Вайке Коткас почувствовала укол зависти — у нее появилась достойная противница.
В класс вошла преподавательница, легкие страсти улеглись, начался обычный школьный день. Учительница учила, ученики учились, только Тоомас Линнупоэг бил занят посторонним делом. Но для него самого это дело, разумеется, не было посторонним, наоборот — он сочинял жизненно важное для него письмо, которое собирался представить дома матери. Письмо было такое важное, что Тоомас Линнупоэг составил несколько вариантов, прежде чем получилось, как ему надо. Вот это письмо:
Опровержение
Уважаемая мать Тоомаса Линнупоэга!
С большой радостью сообщаю вам, что ваш сын не разбивал окна. Я очень сожалею, что произошла ошибка, в результате чего я напрасно обеспокоила вас во время работы.
Тоомас Линнупоэг немного передохнул, подумал и в конце письма добавил:
Вообще же я Тоомасом Линнупоэгом довольна. Он, правда, мальчик с очень живым характером, но не злонамеренный.
С уважением,
Классный руководитель
Перед началом последнего урока Тоомас Линнупоэг положил опровержение на учительский стол, чтобы учительница Кивимаа скрепила бумагу своей личной подписью и тем самым придала ей законную силу. Но учительница Кивимаа не спешила узаконивать бумагу или просто не обратила на нее внимания. Хотя в последнем Тоомас Линнупоэг все же сомневался. Не могло быть, чтобы такая глазастая учительница чего-нибудь не заметила, даже если она в это время самозабвенно рассказывала о химии и о значении этого предмета. В конце концов учительница Кивимаа объявила, что собирается организовать в школе химический кружок.
— Кто в вашем классе испытывает интерес к химии? — спросила она.
— Интерес-то есть, — подал голос
— Может быть, найдутся и такие, у кого хватит времени?
Катрин Эхалилл подняла руку. У нее, как у активной ученицы, всегда на все находилось время. Учительница записала Катрин Эхалилл.
— Больше никого? — спросила она. Больше никто не вызвался.
Учительница Кивимаа была весьма удивлена таким отсутствием интереса к ее предмету. Она думала, что ее ученики все же увлекаются химией, хоть немного. В том классе, где ей самой довелось учиться — всего лишь несколько лет тому назад — картина была совсем иная. И учительница Кивимаа разочарованно пожала плечами.
— Ну что тут поделаешь, — коротко сказала она и поджала губы.
Но эта короткая фраза заключала в себе гораздо больше, чем просто четыре слова. Тоомас Линнупоэг уловил в ней оскорбительное сожаление о том, что она, учительница Кивимаа, вынуждена иметь дело с таким убогим коллективом. Поэтому он сделал все возможное, чтобы немедленно развеять неверное представление учительницы Кивимаа о классе.
Тоомас Линнупоэг поднялся из-за парты. Он поинтересовался, будут ли в кружке заниматься только теорией или станут проводить и опыты.
— Опытов будет все же больше, чем теории, — ответила учительница Кивимаа. — У нас даже внесено в план — посетить этой зимой несколько лабораторий.
— В таком случае, прошу, включите и мое имя в список, — произнес Тоомас Линнупоэг и слегка поклонился.
Учительница Кивимаа мгновение колебалась, можно ли всерьез воспринять слова Тоомаса Линнупоэга, затем решила вопрос в пользу серьезного отношения и наставительно сказала:
— Я рада, что вы записываетесь в кружок химии, маша избыточная энергия будет, наконец, направлена на полезное дело.
Тоомасу Линнупоэгу следовало бы сесть на место, набор в кружок был закончен, но он не сел.
— Садитесь, садитесь, — велела ему учительница Кивимаа, — ваше имя уже в списке.
Но Тоомас Линнупоэг продолжал стоять.
— Прошу извинить меня, — учтиво произнес он, — но я бы хотел обратить ваше внимание на бумагу, которая лежит перед вами на столе. Не можете ли вы поставить на ней свою подпись?
Учительница Кивимаа снова улыбнулась своей загадочной улыбкой. Но на этот раз улыбка не сделала ее ни на йоту добрее, хотя Тоомас Линнупоэг с такой готовностью и пошел ей навстречу в отношении кружка по химии. Все еще улыбаясь, она перегнула листок пополам, сунула его в записную книжку и опять же с улыбкой ответила Тоомасу Линнупоэгу:
— Неужели вы действительно думаете, будто я не заметила ваше сочинение? Я увидела его, едва вошла в класс. Такой неповторимый документ никак нельзя не заметить. Думаю, вы ничего не будете иметь против, если я оставлю его себе на память.
Класс ничего не знал о содержании документа, и все были заинтригованы странными взаимоотношениями Тоомаса Линнупоэга с новым классным руководителем. Но ни учительница Кивимаа, ни Тоомас Линнупоэг не стали раскрывать этих взаимоотношений. Учительница вновь окунулась в химию, а Тоомас Линнупоэг стал соображать, как бы поправдоподобнее преподнести матери сегодняшний инцидент.