Топор правосудия
Шрифт:
– Ну, не знаю. – Хотя Перцу по большому счету было все равно, когда получить деньги, он решил придать ситуации оттенок напряжения. – Не знаю. А утром во сколько?
– Давай так… – предложила Самородова, понявшая, что шуба никуда не денется. – Утром мне на работу привезут деньги, а вечером ты подъедешь ко мне домой. А?
– Ладно, – ответил, немного подумав, Перченков. – Вечером во сколько?
Сошлись на девятнадцати тридцати. Покосившись в зеркало на пакет, Перец включил передачу и поехал в сторону вокзала. Ночевать сегодня придется на стоянке железнодорожного вокзала. В зале ожидания совершенно случайно могут справиться
В пакете – вместе с шубой – лежало интересное чтиво. В конце концов, на улице стало не так уж холодно. Можно прогреть салон, полистать страницы и уснуть. Если еще прикупить пару-тройку пива, то время вообще пролетит незаметно. Зря он тогда не согласился на предложение Семенихина купить автомобильный телевизор…
Вспомнив о бывшем подельнике, Перец недовольно дернулся и въехал на стоянку вокзала.
Войдя в кабинет Николаева, Струге решил, что в его жизнь вкрался День сурка. Одну и ту же картину он наблюдал в приемной председателя уже три дня подряд. На своем месте восседал Виктор Аркадьевич, а позицию справа от него занимал любитель вялых рукопожатий Балыбин. Костюм на нем опять был другой, что говорило об отношении Вольдемара Андреевича к своему внешнему виду. Неизменной была лишь галстучная заколка. Это, в свою очередь, говорило о благоразумии и рациональности дяди Артура Цебы.
– Антон Павлович! – воскликнул вместо приветствия Николаев. – Принесите дело Цебы, пожалуйста. Вольдемар Андреевич хочет кое-что пояснить.
– Что за дела, Виктор Аркадьевич? – возмутился Струге. – У меня нет никаких вопросов к этому гражданину. Следственно, не нужны и его пояснения.
Балыбин снова окрасился в свекольный цвет, но изумленных взглядов уже не бросал. Лишь принялся стирать с полированной столешницы невидимую пылинку. Всем своим видом Вольдемар Андреевич предоставлял вести разбирательства без своего участия. Зачем опускаться до подобных мелочей, если все уже обговорено в кабинете председателя облсуда Лукина?
– Струге, принесите дело, – настоял Николаев, почувствовав саботаж своего распоряжения со стороны судьи.
– Я не могу принести дело, – уперся Струге. На данном этапе судебного разбирательства никто, включая председателя не только Центрального, но даже Верховного суда, не вправе вмешиваться в его работу. – С ним работает Алиса.
– Хорошо, – молниеносно согласился уязвленный Николаев и снял с телефона трубку. – Алиса? Алиса, возьми дело Цебы и принеси ко мне в кабинет.
«Величайший экзамен для девочки, – усмехнувшись про себя, с грустью подумал Струге. – Вот и наступил момент истины. Все произойдет гораздо быстрее, чем я предполагал. Просто интересно, как она поведет себя в этой ситуации? Для Алисы, если в пропаже дела виновна все-таки она, самое выгодное сейчас – «слить» меня, переведя все стрелки на меня. Вроде и просьбу мою выполнила – молчала и была со мной заодно до последнего момента. Не думал, что лучшим способом проверки Алисы окажется именно такой…»
– Сейчас она принесет дело. – Николаев произнес это таким тоном, что информацию можно было расценивать двояко: то ли он успокоил опять начавшего волноваться Балыбина, то ли избавил от необходимости унижаться Струге.
«Что
Алиса вошла, а уже потом, как водится, спросила на то разрешения. Она смотрела на Николаева глазами, полными спокойствия. И вовсе не смотрела на своего судью.
– Я слушаю вас, Виктор Аркадьевич.
– А где дело? – буркнул председатель, глядя на девушку так, словно пытался обнаружить в сжатых Алисиных кулачках свисающие тесемки уголовного дела. – Дело Цебы где, Ракитина?
– Я не могу вам его принести. Дело заперто в верхнем ящике сейфа, а ключ у Антона Павловича.
Струге медленно поднял глаза на девушку…
– Антон Павлович, вы же мне сказали, что Алиса работает с делом? – Недоумение в голосе Николаева прозвучало столь откровенно, что даже Балыбин повернулся к Струге.
– Что это значит, Алиса? – Струге поднял брови. – Вы же мне сказали, что выписываете повестки?!
– Это не означает, что дело лежит передо мной, – огрызнулась Алиса. – Повестки я выписывала с листка бумаги, куда сразу после получения вами дела занесла всех участников процесса. Я всегда так делаю.
– Не хамите судье, Ракитина, – сделал замечание Николаев. – Антон Павлович, дайте ей ключ.
Струге развернулся к Алисе:
– Минутку, я ведь ключ отдавал вам, не так ли?
– Не так ли.
– А кому я отдавал ключ?
– Может быть, Алле? Она сегодня приходила и спрашивала у меня ключ от сейфа, чтобы забрать свое свидетельство о рождении. У меня ключа не было, я ее к вам отправила.
Николаев вертел головой, как филин.
– Минутку, минутку… Антон Павлович. А зачем вы отдали Алле ключ от сейфа и почему она там хранит свое свидетельство о рождении?
– Не хранит, а хранила, – поправил Струге. – Когда работала. А сегодня она взяла у меня ключ, чтобы свидетельство забрать. Черт, я совсем забыл… А разве она не отдала тебе ключ, Алиса?
– Если бы она отдала, я бы принесла дело.
– Не грубите судье, Ракитина, – снова отреагировал Николаев. – Лучше идите и позвоните Алле. Бардак какой-то! Человек уже два месяца не работает в суде, а ей отдаются под честное слово ключи от сейфа!
Глядя на удаляющиеся стройные бедра девушки, Струге подумал о том, что некоторые люди даже не понимают истинной значимости своих поступков.
У Антона горели щеки. Сейчас он был уверен в том, что, окажись в подобной ситуации проверенная годами Алла, она просто не смогла бы его спасти. За нее это сделала, даже не подозревая об этом, неопытная в подобных играх молоденькая секретарша.
Балыбин напомнил о себе легким покашливанием и вовремя ввернутой фразой:
– Виктор Аркадьевич, я к вам уже как на работу езжу…
Струге поднялся со стула.
– Так за чем же дело встало? У нас как раз администратор с обязанностями не справляется.
Вместо ответа Вольдемар Андреевич покрутил на пальце автомобильный брелок. По амплитуде вращения и тональности звучания ключиков Струге догадался, что президент филиала давит в себе желание вскочить и впиться ему в горло своими фарфоровыми зубами.