Тореадоры из Васюковки
Шрифт:
Потому что он меня при всех в лужу пихнул, после того, как я его кепку на вербу закинул. А я был в новеньких шевиотовых штанах. Мама мне только утром их в сельмаге купила. И этими новенькими штанами я в самую жидкую грязь сел. И Ганька Гребенючка так смеялась, так смеялась, что у неё даже пузырь из носа выскочил.
Я дружил с Антошкой Мациевским. Он меня малиной угощал. У них в саду много было малины, а у нас не было. А малина с молоком — вы же знаете! Я её люблю даже больше, чем вареники с вишней.
Я
Был солнечный тёплый сентябрьский день. Мы сидели на бахче и хрумкали арбузы.
Вы были на нашей бахче? О-о! Тогда вы ничего не знаете. Такой бахчи нет нигде. Правда! Конца-края не видно. От горизонта до горизонта. И арбузов — тысячи, миллионы… И все полосатые. Как тигры. Тысячи, миллионов тигров. Я живых видел в цирке. В Киеве. Но разве это тигры? Вот дед Салимон — бахчевник наш — это тигр! Ох же и бьёт. Как влупит своей костлявой рукой по штанам — два дня чешешься. Он почему-то не любил, когда мы крали арбузы с бахчи. Он любил, чтобы мы просили. А мы не любили просить… Это не так вкусно.
Короче, мы сидели на бахче и хрумкали арбузы. Краденые. Деда не было. Не было и близко. Он пошел в сельмаг за папиросами. Мы видели. И мы были спокойны. Он там обязательно встретит какого-нибудь своего друга, деда Вараву или еще кого, и они заведут разговор об американских агрессорах или еще о чем-нибудь до самых сумерек. Это уж наверняка. Дед Салимон целыми днями от нечего делать слушал в одиночестве на бахче транзистор «Атмосфера», который купил себе в сельмаге, и его просто распирало от разных новостей.
Так вот, мы сидели и хрумкали. То есть уже и не хрумкали даже. Лишь один Гришка Сало хрумкал — этот мог день и ночь есть. А мы все сидели и тяжело дышали.
Вот наелись арбузов! Что называется от пуза. Больше есть уже не было мочи — некуда.
Мы сидели у огромной горы арбузов — их уже собрали для отправки, завтра придут машины.
И есть нет сил, и нет сил покинуть этот арбузный рай — когда еще так повезет, чтобы деда не было, да и увезут уже завтра.
Пробовали мы в футбол арбузом играть — тяжело, ноги болят.
Пробовали в «войну». Выложили из арбузов на земле военный объект — вражескую укрепленную линию. Взяли в руки по арбузу — это бомбы, — подняли над головою — и ууу-у!.. Летят наши штурмовики-бомбардировщики. Подлетают — шмяк! шмяк! Лопаются полосатые бомбы, летят во все стороны осколки и шрапнель — черные скользкие зерна, льётся красная арбузная кровь…
Побомбили несколько минут, глянули — даже самим стало страшно и совестно. Красно-бело-зеленая каша на земле.
— Э, ребята! Это уже свинство. Так только фашисты делают!
— И правда! Давайте не будем!
Снова сели, сопим.
Посмотрел тогда Степан Карафолька на гору арбузов да
— Но и здоровенная! Настоящая пирамида египетская. — И вдруг подскочил. — Ребята! А давайте играть в фараона и египетскую пирамиду.
— А? Что? Кто? — не поняли мы.
Степана мы не любили. Он каждый день чистил зубы, делал зарядку и вообще был свинья. Словом, он был то, что называется образцовый ученик: учился на одни пятерки, вел себя в школе безупречно, не озорничал, не бил окон, не макал косу девочки, что сидит впереди, в чернила, не поджигал на уроке «лягушку» из киноплёнки… И этим очень всех нас подводил.
Потому что всегда:
— А вот Карафолька, видишь…
— А почему Карафолька…
— А посмотри на Карафольку…
И — хлоп! хлоп! хлоп!
«А чтобы у тебя, Карафолька, чирей на носу выскочил!» — всегда думалось в такие минуты.
Но иногда мы Карафольке прощали за то, что, на наш взгляд, он о-очень много знал. Потому что читал день и ночь. И был для нас этакой ходячей энциклопедией. И вот сейчас.
— А… что это такое — египетские пирамиды? — жуя, спросил Гришка Сало.
— Не знаешь, барахольщик? Это такие гробницы здоровущие в Египте. В них египетских царей — фараонов — хоронили. Много столетий назад. До сих пор, стоят, как новенькие, и туристы со всего мира приезжают на них посмотреть.
— Ага, это в пятом классе проходят, я в учебнике брата видел, — подтвердил Антошка.
— А я по телевизору в киножурнале, — сказал Васька Деркач.
— Ну так что? — спросил я. — А как в это играть?
— Как? Хм! — презрительно хмыкнул Степан. — Выберем среди нас фараона. Он помрет, и мы его похороним. И пирамиду сделаем. Из арбузов.
— А что — это класс! — у Явы загорелись глаза. — Интересно! Давай!
— Ребята! Да вы что? Тьфу! — сказал я. — На черта нам в этого вонючего фараона! В мертвяка! Очень весело — в похороны играть! Ха-ха!.. Давайте лучше в пограничника и шпиона. Я согласен быть шпионом!
— Старик! Договорились — всё! — решительно сказал Ява. — Давайте считаться, кому фараоном быть. Ну! Сетка-ветка, дуб, дубки, появились козаки! Сабельками раз — выйди князь! То есть… фараон.
Я! Так и знал. Чуяло мое сердце.
— Старик! По-честному! — сказал Карафолька. Это мы от киевских охотников научились говорить друг другу «Старик».
Я вздохнул. Я был страшно невезучий. Во что бы мы не играли, мне всегда выпадало быть или разбойником, или преступником, или шпионом, или фашистом. Одним словом, врачом. Я уже не помню даже, когда я был нашим. А я так любил наших!.. И всегда был врагом.
— Старик! Ничего, не волнуйся! Тебе в любви везти будет! Ей-богу! Есть такая примета! — успокаивали меня ребята. — Вон Гребенючка на тебя засматривается.