Торговцы грезами
Шрифт:
Наконец музыка стихла вдали, и он убрал руки от ушей. Они были мокрыми от пота, катившегося по его лицу, тогда он вытер их о простыню.
Понемногу Джонни стал успокаиваться, веки опустились сами, он устал, его дыхание замедлилось, и через несколько секунд он заснул.
Позвякивание тарелок на подносе разбудило его. Еще не открыв глаза, он нашарил на тумбочке сигареты и сунул одну в рот. Прежде чем он успел прикурить, кто-то чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете.
Не
— Спасибо, Рок, — сказал он.
— Принес вот тебе пообедать, Джонни. Может, вылезешь из постели и поешь? — Голос Рокко был твердым и уверенным, как и его рука, держащая поднос.
Джонни инстинктивно повернулся и посмотрел на костыли, стоявшие у изножия кровати. Они всегда стояли там, постоянно напоминая ему о том, в кого он превратился. Он покачал головой.
— Нет.
Он слегка приподнялся, и Рокко быстро поправил подушку так, чтобы ему удобно было сидеть, и поставил перед ним поднос. Джонни посмотрел на тарелку и отвернулся.
— Я не голоден.
Подвинув стул к кровати, Рокко уселся и посмотрел на Джонни. Вытащив сигарету, он закурил. Медленно выпустив дым через ноздри, он сказал:
— Никак не могу понять тебя, Джонни. — Его голос звучал мягко.
Джонни ничего не ответил.
— Вроде ты настоящий герой, а боишься вылезти из кровати, — продолжал он тем же спокойным голосом. — В одиночку покончил с немецким пулеметным гнездом, получил за это медаль, вообще-то две медали — нашу и французскую, — в его голосе прозвучала гордость, — а сейчас боишься вылезти из постели.
Джонни выругался. Повернувшись, он взглянул Рокко в лицо.
— Пусть они себе в задницу засунут эти медали! Джо тоже их получил, но к чему они теперь ему? Я тебе сто раз говорил, что я там был не один. Если бы я знал, что случится, я бы остался там и не сдвинулся с места. Я не собирался быть никаким героем.
Рокко ничего не ответил, и несколько минут они молча курили. Джонни первым нарушил молчание.
Махнув рукой в сторону семи пустовавших в палате коек, он спросил:
— Когда поступят новенькие?
Рокко, оглянувшись, обвел глазами койки и ответил:
— Завтра утром, так что пока у тебя личная палата. — Прищурившись, он внимательно посмотрел на Джонни. — А в чем дело, Джонни? Чувствуешь себя одиноким?
Джонни снова ничего не ответил.
Рокко встал и отодвинул стул. Он посмотрел на Джонни, в его глазах была жалость, хотя голос звучал небрежно.
— Захотел бы ты, и тебя бы тоже выписали, Джонни.
Лицо Джонни застыло. Он ответил так же небрежно:
— Мне нравится здешнее обслуживание, Рок. Думаю, что еще отдохну здесь.
Рокко медленно улыбнулся.
— Это транзитный отель, Джонни, люди здесь не устраиваются на всю жизнь.
Джонни раздавил сигарету в пепельнице, посмотрел на Рокко и с горечью ответил:
—
Рокко молча взял с постели поднос и поставил его на маленькую металлическую тележку. Отвезя тележку к двери, он вернулся к кровати и взял в руки костыли. Посмотрев на них, он перевел взгляд на Джонни.
— Тут полно парней, которые были бы счастливы, если бы могли ходить хотя бы на костылях. Выбрось из головы дурь, Джонни! Ты же не можешь лежать в постели всю жизнь.
Джонни повернулся лицом к стене.
Рокко стоял неподвижно, еле сдерживая слезы. Одно и то же изо дня в день с тех пор, как он нашел Джонни в воронке на месте бывшего пулеметного гнезда.
Неподалеку лежало тело Джо, а рядом с ним — три мертвых немецких солдата. Джонни был почти без сознания, но в бреду продолжал повторять:
— Моя нога… эти негодяи искололи ее иголками…
Рокко быстро опустился на колени рядом с ним и перевернул его. Правая штанина Джонни пропиталась кровью. Выругавшись про себя, он быстро разрезал штанину и увидел над коленом пулевое отверстие, из которого, пульсируя, вытекала кровь.
Оторвав лоскут от своей рубахи, он сделал повязку, чтобы остановить кровь, и лишь после этого попытался передвинуть его ногу.
До сих пор крик Джонни стоит у него в ушах. В нем были боль и ужас. Крик эхом разнесся по полю.
— Рокко! — закричал Джонни, внезапно узнав его. — Не отрывай мою ногу! — Тело Джонни обмякло, и он потерял сознание.
Рокко притащил его в полевой лазарет. Он молча стоял, глядя, как врач осматривает ногу, неодобрительно покачивая головой. Он наблюдал, как хирург, разрезав ткани, обнажил сломанную кость. Видел он, и как тот почти небрежно ампутировал ногу и бросил ее в кучу валявшихся в углу конечностей. Затем он увидел, как хирург туго натянул кожу на обрубок, сшил ее, оставив лишь небольшое отверстие для гноя.
Джонни отправляли в госпиталь после операции, и Рокко шел рядом с носилками. Джонни схватил его за рукав. Глаза были широко раскрыты и с тревогой глядели на него.
— Рокко, не дай им отрезать мне ногу, останься со мной, не дай им это сделать.
Глаза Рокко наполнились слезами.
— Спи, Джонни, — сказал он, — я не позволю, чтобы они сделали тебе больно.
Война закончилась, но Рокко не демобилизовался вместе со всеми, он перевелся в медицинские части и следовал за Джонни из госпиталя во Франции в госпиталь на Лонг-Айленде. Он дал себе слово, что будет с Джонни до тех пор, пока тому будет нужна его помощь. Возможно, он чувствовал укоры совести, — ведь это он послал Джонни на задание. Но не его вина, что все так вышло. В тот день все шло наперекосяк, даже сейчас он не мог понять, как, несмотря на такую путаницу, наступление закончилось успешно.