Торговцы Венеры: Операция Венера.Война торговцев космосом
Шрифт:
— Не надо, — сказала она поспешно. — Боже мой, Митч, то есть мистер Кортней…
— Митч меня вполне устраивает, — сказал я и отпустил ее руку, которую растирал. Эстер приподнялась, чтобы лучше видеть меня.
— Послушай, я жив, это верно, но попал в чертовски серьезную переделку. Мне необходимо повидаться с Фаулером Шокеном. Можешь устроить это сейчас же, немедленно?
— О-о, — она судорожно глотнула воздух, наконец приходя в себя, и потянулась за сигаретой. Я тоже машинально вытащил пачку «Старр». — О-о, Митч! Мистер Шокен на Луне. Это страшная тайна, но вам я могу сказать. Что-то, связанное с Венерой. После того, как вы погибли, то есть… ну, вы сами знаете, что я хочу сказать, —
— О, черт, — выругался я. — Кого же он оставил вместо себя? Гарвея Бренера? Тогда свяжись…
Эстер покачала головой.
— Нет, Митч, фирму возглавляет мистер Ренстед. Мистер Шокен уехал так поспешно, что смог передать дела только мистеру Ренстеду. Я могу ему позвонить прямо сейчас.
— Нет. — Взглянув на часы, я застонал от отчаяния. Я едва успею добраться до музея «Метрополитен». — Послушай, Эстер, мне надо уходить отсюда. Ни слова никому о нашей встрече, слышишь? Я что-нибудь придумаю и позвоню тебе. Скажу, что я врач твоей матери, — как его там, — доктор Галлант? Условимся, где встретиться и что делать. Ведь я могу рассчитывать на тебя, Эстер, правда?
— Конечно, Митч. — Она задыхалась от волнения.
— Хорошо. А теперь ты должна спуститься со мной на лифте. Спускаться пешком нет времени, а если меня поймают на территории клуба, могут быть неприятности. — Я остановился и посмотрел на нее. — Кстати, о клубе. Что ты здесь делаешь, Эстер?
Она вспыхнула.
— О, вы знаете, как это бывает, — сказала она печально, — Когда вас не стало, работы для меня не нашлось. У всех управляющих свои собственные секретарши, а я, Митч, не могла уже снова стать рядовым потребителем, когда столько долгов и все такое… И тогда… здесь открылась вакансия, понимаете?..
— Гм, — хмыкнул я, надеясь, что мое лицо осталось спокойным. Видит бог, я сдерживал себя. Будь ты проклят, Ренстед, сказал я себе, подумав о матери Эстер и о молодом человеке, за которого Эстер должна же когда-нибудь выйти замуж, и, вспомнив вопиющую несправедливость, виновниками которой являются типы вроде Ренстеда, — они держат законы в своих руках, губят жизнь таких высокопоставленных работников, как я, или простых служащих, как Эстер, вынуждая нас становиться рядовыми потребителями.
— Успокойся, Эстер, — сказал я мягко. — Теперь я твой должник. И поверь, тебе не придется напоминать об этом. Я возмещу все, что ты потеряла.
Я уже знал, как это сделать. Многим девушкам, работающим по контракту ZZ, удается успешно избежать возобновления контракта или понижения квалификации. О выкупе контракта Эстер до того, как истечет его срок, думать не приходится — это обойдется слишком дорого. После года работы по контракту многим девушкам удается неплохо устраиваться в качестве личных секретарей. Я был человеком достаточно влиятельным и надеялся, что к моей рекомендации отнесутся благосклонно и к Эстер будет проявлено внимание.
Я против всяких сентиментов в служебных делах, но, как вы, наверное, уже заметили, в личных часто становлюсь их рабом.
Эстер настояла на том, чтобы я взял у нее немного денег. Поэтому, наняв педальный кеб, я смог заблаговременно добраться до музея. Я дал кебмену деньги вперед и, когда выходил, услышал, как он отпустил ехидное замечание по адресу «некоторых привилегированных». Если бы я в это время не думал о более важных делах, то проучил бы его как следует.
Я всегда любил музей «Метрополитен». К религии я равнодушен, возможно, потому, что это область, в которой подвизается Таунтон. Но в старинных шедеврах музея есть
Ровно без пяти двенадцать я уже стоял перед огромным женским торсом позднего периода. Вдруг за моей спиной кто-то стал тихонько насвистывать. Мотив был какой-то неопределенный, но в нем настойчиво повторялся один из условных сигналов, который я выучил в подполье под Малой Наседкой.
Одна из дежурных сотрудниц музея направилась к выходу. Обернувшись, она улыбнулась мне через плечо.
Постороннему наблюдателю это показалось бы обычным знакомством мужчины с женщиной. Я взял ее под руку и почувствовал, как ее пальцы отбивают на моем запястье условный код:
«Ничего-не-говорите-когда-я-оставлю-вас-идите-в-конец-комнаты-садитесь-и-ждите».
Я кивнул головой, она подвела меня к отделанной пластмассой двери, открыла ее и знаком велела войти.
В комнате было человек десять — пятнадцать потребителей. Они сидели на стульях с прямыми спинками и слушали человека с профессорской бородкой. Найдя свободный стул в глубине комнаты, я сел. Никто не обратил на меня внимания.
Лектор рассказывал о самых важных событиях того скучнейшего периода цивилизации, который предшествовал веку коммерции. Я рассеянно слушал его, стараясь отыскать в столь разных людях, собравшихся здесь, то общее, что должно было их объединять. Все они «консы», в этом нет сомненья, иначе зачем бы им здесь сидеть. Но мне так и не удалось найти в них то главное, что должно было, хотя бы внешне, отличать этих маскирующихся фанатиков от остальных людей. Каждый из них казался обыкновенным потребителем, с голодным выражением лица, которое обычно появляется у человека от соевых котлет и дрожжевого кофе. На улице я прошел бы мимо любого из них и даже не обернулся. Но я был в Нью-Йорке, а по словам Боуэна, все «консы», с которыми мне доведется здесь встретиться, — это руководящие деятели движения, его вожди и вдохновители.
Над этим фактом тоже не мешало призадуматься. Когда я наконец выпутаюсь из этой истории, встречусь с Фаулером Шокеном и восстановлю свою репутацию, то постараюсь накрыть эту подпольную шайку, если только умно поведу игру. Я стал более внимательно приглядываться к сидящим в комнате, запоминая их лица. Мне бы не хотелось ошибиться при новой встрече.
Очевидно, был подан какой-то сигнал, но я не заметил его. Лектор прервал лекцию на полуслове, и из первого ряда выскочил низенький толстый человечек.
— Ладно, — сказал он будничным голосом, — все мы в сборе, и нет смысла терять время. Мы враги, всяких потерь, для этого и собрались здесь. — Он пресек легкий смешок, пробежавший по аудитории. — Не шумите, — предупредил он, — и не называйте друг друга по имени. На этом собрании мы будем пользоваться номерами. Можете звать меня «номер один», вы будете «номер два», — он ткнул пальцем в своего соседа, — и так далее, ряд за рядом. Ясно? О’кей, а теперь слушайте внимательно. Мы собрали вас здесь потому, что вы все новички. Вы теперь члены большой организации. Здесь, в Нью-Йорке, находится ее руководящий центр, выше его уже ничего нет. Каждый из вас был отмечен за какие-то заслуги — вы сами о них знаете. Сегодня вы получите задания. Но прежде мне хотелось бы предупредить вас об одном. Вы не знаете меня, я не знаю вас. Каждый из вас прошел испытание в своей ячейке, но наши люди на местах иногда бывают не в меру доверчивы. Если они ошиблись в вас… Ну, вы и сами понимаете, чем это может кончиться, не так ли?