Торговка счастьем
Шрифт:
– Кто знает, что их связывало с таксистом. Может… Может, это какие-то давние, давние связи. Давняя дружба. Кто знает. – Валя не разувалась, топталась у двери.
– Так узнай! – прикрикнул Симонов. – Пробей его университетских друзей, армейских. Мне тебя учить?!
– Хорошо.
Она кивнула и схватилась за дверную ручку. Поймала недоуменный хозяйский взгляд и виновато оскалилась:
– Проверить кое-что надо, Геннадий Степанович. В соседнюю область нужно смотаться. Вы как тут без меня? Справитесь?
– Вали, – буркнул он нелюбезно
Пожалуй, плавать сегодня он не станет. Ограничится плотным обедом. Устал. Измотала его вся эта история. Вот Валентина вернется, он ей об этом скажет. Так и скажет, что утратил он свой коммерческий интерес к этому гнилому делу. Очень, очень много в нем подводных камней. Того и гляди брюхо распорешь. Оно ему надо? У него все хорошо идет, стабильно. Ну не вышло хапнуть бизнес семейства Дворовых, чего поделаешь. Жаль, конечно, но…
Но нужно уметь вовремя остановиться, как учил покойный отец, сколотивший себе состояние на игре в карты. Остановиться и отойти в сторону.
– Иногда, сын, лучше просто наблюдать за чужой игрой, – поучал он. – Просто наблюдать и изучать тактику противника. А когда придет время, сыграть главную игру.
Вот Валентина вернется, решил Симонов, усаживаясь за стол, он ей скажет, что надо притормозить. Не нужно пока ничего тормошить. Пусть все идет своим чередом. Они пока просто наблюдатели…
Глава 15
Алексеев медленно брел от автомобильной стоянки до двери отдела. У него болело все тело. Будто он всю ночь провел в спортивном зале, упражняясь в боевых искусствах. Во рту было горько от литра кофе, который он высадил, поднявшись в пять утра. Да он почти и не спал ночью. Ему мешало все! Работающий холодильник, настырная капля, свисающая с кухонного крана и раз в десять минут звонко шлепающая о раковину. Странный топот над головой около полуночи. Но самое главное, ему мешало Настино дыхание, которое он ухитрялся расслышать даже через стенку.
Да! Да, он придурок! Идиот! Непрофессионал и прочее! Он не сумел выгнать беременную девушку ночью на улицу, хотя она его и не просила сжалиться над ней и не выгонять. Она просто смотрела потемневшими от страха и горя глазами на него и не просила. А он размяк, слюнтяй. Он сказал ей, что она может остаться у него до утра, а там…
– А там посмотрим, – сказал Алексеев, протягивая ей постельный комплект. – Укладывайтесь в комнате. Я размещусь на раскладушке в кухне.
Раскладушка еле вместилась. Пришлось установить все стулья ножками верх на стол. Стол загнать в самый угол. И все равно головой он почти упирался в батарею, а ногами в дверь холодильника, который, казалось, нарочно молотил без остановки. Запасной подушки у него не было, Светка все забрала, а ему всегда хватало одной. И спать пришлось на свернутом старом пуховике, молния от которого без конца упиралась ему то в глаз, то в ухо. Накрылся простыней, и все равно было жарко. От пышущей батареи, от холодильника, от Настиного неспокойного дыхания, которое он ухитрялся расслышать
Кажется, она ночью плакала. Наверное, он должен был пойти к ней и что-то сказать. Что-то умное и правильное. От чего она заулыбалась бы и успокоилась.
Не пошел. Сразу привиделось: он садится к ней на край дивана почти голый, в домашних широких шортах, в которых он всегда спал и под которыми не было трусов. Что-то говорит ей, умное и правильное. Она усаживается, прикрываясь от него краем единственного имевшегося у него одеяла. Плечи голые, и не ясно, есть ли под одеялом на ней одежда. Она вытирает слезы, потом улыбается, тянет к нему руки. Он ее обнимает, прижимает к себе и…
Дальше все было банально и пошло. Проснуться по этому сценарию они должны были вместе. Утром он должен был встать, ругая себя и не глядя на нее. Попросить ее оставить ключи в почтовом ящике и уже к вечеру обо всем забыть, окунувшись с головой в работу. Беда была в том, что Настя и являлась частью его работы. Он не имел права не только сотворить то, что привиделось, а вообще пускать ее к себе в дом. И уж тем более оставлять ее у себя на ночь! Благодетель, мать твою!
Интересно, что скажет полковник, узнай он об этом? А он узнает?
Алексеев поежился от крупной капли, упавшей ему за воротник. Глянул в хмурое небо. Бездонный купол напоминал старую застиранную мешковину, набухшую от влаги. Солнца не было видно третий день. Еще и ветер при плюс два по Цельсию, которых ни черта не ощущалось.
И куда он бы ее погнал вчера? На улицу?
Да, у нее есть роскошный дом. И несколько квартир в городе стояли под замком. И офис почти в самом центре, где и маленький ресторанчик имелся на первом этаже. И комната отдыха при кабинете ее покойного мужа была. На все это она имела полное право. Ей было куда пойти, было. Но она пришла к нему почему-то. И была крайне рада, когда он предложил ей остаться.
И утром, удирая – не уходя – на службу, Алексеев ничего такого не сказал ей про ключи, которые она должна была оставить в почтовом ящике. Хотя он слышал: Настя проснулась, ворочается на его диване и тяжело вздыхает.
Почему? Он ей верил? Она ему так нравилась, что он хотел ей верить?
– Это не профессионально, капитан, – конечно же, сказал полковник, когда Игорь ему рассказал, кто у него сейчас гостит. – Ты не имел права. Это не по правилам.
Игорь молчал. Полковник был прав на все сто.
– Ты был должен… – И полковник вдруг замялся, покусал губы и вдруг чертыхнулся: – А черт его знает, что ты должен был! Отправить домой? Дожила бы она до утра – еще вопрос! Сюда притащить, в обезъянник посадить? Беременную бабу… Что она говорит про таксиста? Он убил наблюдателей?
– Она не знает, товарищ полковник. Он явился к ней перед рассветом и сказал, что ей надо бежать, что наблюдатели мертвы и следующая очередь ее, – повторил Алексеев слово в слово, что рассказала ему Настя.
– А чего же она не удрала с ним сразу? Чего дня дожидалась?