Торир. Рыжебородый
Шрифт:
Неожиданно Урод резко прижал подбородок к груди и позволил себе победно улыбнуться, когда почувствовал, как тельце твари превратилось в мягкую массу. Останки таракана повисли на шее Донахью, но на это можно было внимания не обращать. Пленник снова откинулся назад, еще больше расслабился и, словно загипнотизированный, уставился на крошечную каплю воды, которая сползала по стене в нескольких футах над его головой.
Он пробыл один больше суток, без пищи и без воды. Движения его рук и ног были ограничены ложем. Много раз начинал он молить Гарета о помощи; и каждый раз после тщетной молитвы начинал ругать Гарета
Или они все-таки убьют его? Может, они ждут, наблюдая, станет ли Гарет спасать его,
если, конечно, Гарет может спасти его на таком расстоянии?
Гарет уже доказал, что может прислать свое создание в темницу, если пожелает.
А Норманы не собирались пугать Донахью. Они видели его в битвах слишком часто, чтобы не верить в то, что Рыжий Торир Донахью может чего-то испугаться. И если Норманы собирались пытать его, то они долго могли бы совершенствовать на нем свое искусство.
Итак, пытки тут ни при чем, как и убеждение страхом, и это не проверка сил Гарета Кола. Даже если бы Донахью охватил самый сильный приступ скромности, чего и в помине не было, он бы все равно не догадался, что Люди просто забыли о нем…
И тогда его убогие мысли вернулись к первоначальному вопросу: чего ждут Норманы?
Минутку! Минутку. Они что-то говорили. Страмм и Майкл Дрейк и даже Рислер. Что это было за слово? УродI Гарет тоже использовал его. И кто-то, один из Норманов, хотел узнать о его силе, так словно он один из банды уродцев Гарета.
Да, так оно и было! Но тут Донахью оказался в безвыходном положении, потому что не знал, истинного значения слова «урод». Когда Дрейк и другие использовали его, оно звучало как оскорбление… но если Гарет тоже использовал его, даже называл так себя, тогда, быть может, это слово означало что-то еще, что-то намного более важное.
Хорошо это или плохо? Донахью не знал, хотя надеялся, что плохо, потому что Гарет называл его «Уродом в резерве», а Гарет никогда не ошибался. Мысль о Коле, самодовольном и недосягаемом в Туннелях, прислушивающемся к его мыслям и насмехавшемся над ними, снова вызвала у Донахью приступ жажды крови. Его мыслительный процесс, хрупкий в лучшем случае, застопорился, и Рыжебородый яростно задергался в своих узах, ревя как бык.
Сколько его продержали здесь, Донахью не знал, но наконец дверь открылась и вернулись Страмм с Рислером.
— Успокоился, я вижу, — заметил Страмм.
— Чего вы ждете? — спросил Донахью, тяжело дыша от напряжения.
— Я не знаю, чего ждать, — был ответ. — Вот почему я оставил тебя в таком положении.
— И что теперь? — поинтересовался Рыжебородый.
— Теперь я решил сделать тебе одно предложение, — сказал Страмм.
— Я не стану иметь дела с Норманами!
— Подожди, пока не выслушаешь… и к тому же следует говорить — Нормалы. Тебе хотелось бы оказаться на свободе?
— Ха!
— Я имею в виду именно
Рислер шагнул назад и наложил стрелу на тетиву лука, в то время как Страмм мечом разрезал путы Рыжебородого. Донахью спустил ноги на пол и начал массировать запястья. Его глаза остановились на Страмме, и он зловеще приподнялся.
— Осторожно, — предупредил Рислер, одновременно натягивая тетиву. Донахью повернулся к нему нахмурившись и снова сел.
— Так-то лучше, — сказал Страмм. — А теперь за дело. Я освободил тебя, потому что ты не чувствуешь особой привязанности к Гарету Колу.
— Я хотел бы оторвать ему голову, вырезать его сердце… и когда-нибудь я так и сделаю! — взвыл Рыжебородый.
— И ты считаешь, что тебе удастся? — спокойно спросил Страмм.
— Что ты затеваешь? — спросил в ответ Рыжебородый, глядя на сатанинские черты собеседника.
— Скажу в свое время, — ответил Страмм. — Никто из наших людей не был в цитадели Кола… точнее, никто из тех, кто попадал туда, не вернулся.
— Будь ты проклят, твоя правда! Они не вернулись! — гордо сказал Рыжебородый.
— Ты, с другой стороны, возможно, знаешь Метро так же хорошо, как любой другой, кроме Гарета Кола.
— Метро?
— То место, где вы живете.
— Ты имеешь в виду Туннели?
— Да, Туннели. Мы не знаем, что Гарет Кол может делать, по крайней мере не все его способности. Но даже если ты не знаешь границ его силы, ты наверняка лучше знаком с ним, чем мы.
— Что ты затеваешь? — повторил Донахью.
— Ты ненавидишь Гарета Кола, ведь так? — спросил Страмм.
— Да.
— Больше чем кого-либо и чего-либо еще?
— Да.
— Ненавидишь в достаточной степени, чтобы повести армию против него?
Донахью тяжело вздохнул и тупо уставился на Страмма. Он почесал свою лохматую голову, вздохнул снова, запрокинул голову и засмеялся.
— Давай говорить прямо. Ты хочешь, чтобы я…
— …возглавил нападение на цитадель Гарета Кола.
— Ты, должно быть, шутишь?
— Есть только одна вещь, относительно которой я никогда не шучу. Это — Гарет Кол.
— Откуда ты знаешь, что я не заведу вас в ловушку?
— Сейчас я этого не знаю… но узнаю до того, как тебе будет вверена армия.
— Какое-то безумие! — сказал Рыжебородый больше для себя, чем для Страмма. — Вообразите… Рыжий Торир Донахью возглавляет набег на Туннели! — Он снова засмеялся.
— Подумай об этом, — сказал Страмм.
И Донахью так и сделал. Он подумал о том, каково это будет — сжать белую шею Гарета Кола; подумал о том, как встряхнет крошечное тело Кола так, чтоб мозги Повелителя Уродов, взболтавшись, разбились о крышку черепа; подумал о голове Гарета Кола, которая будет висеть у него на поясе, привязанная за локон светлых волос. И еще Рыжебородый представил себя предводителем армии, которой можно отдавать команды; которая может передвигаться лишь по земле и воины которой чувствуют боль, когда меч или стрела оставляют на них свою отметину. Все вместе выглядело приятно. Потом Донахью подумал о Гарете Коле, наблюдающем, как он разговаривает с Страммом, и мысленно смеющемся над тем, как Рыжебородый предвкушает его смерть.