Торквемада и испанская инквизиция
Шрифт:
«Если какой-либо еретик или вероотступник, которого должны арестовать на основании поступившей против него информации, заявит о своем желании получить прошение и признает ошибочными все свои заблуждения, которым он следовал в соответствии с требованиями иудаизма, и расскажет без утайки об известных ему преступлениях против веры, содеянных другими людьми, инквизиторы должны при отпущении грехов приговорить его к пожизненному тюремному заключению, как того требует закон. Но если инквизиторы совместно с епископскими судьями – ввиду раскаяния преступника и искренности его исповеди – сочтут за благо заменить это наказание более мягким, они так должны и поступить.
Такое должно иметь место в основном
«Если судебное расследование уже перейдет к раскрытию свидетелей и их показаний, а обвиняемый признает свои ошибки и будет умолять о прошении, готовый официально отречься от своих заблуждений, инквизиторам следует даровать ему прощение. Его приговаривают к пожизненному тюремному заключению в соответствии с законом, но при условии, что инквизиторы не увидят причин усомниться в искренности желания этого еретика вернуться в лоно Святой матери-церкви. В противном случае все, что совесть предписывает сделать инквизиторам, – это объявить его неисправимым еретиком и передать в руки гражданской власти».
Фразу «передать в руки гражданских властей» следует понимать, как церковный эквивалент смертному приговору – сожжению на костре.
Выражение «раскрытие свидетелей» нельзя понимать буквально. Что оно означает на самом деле, станет ясно из параграфа XVI, специально составленного Торквемадой, чтобы модифицировать и ограничить освященные веками обычаи гражданских и церковных судов.
«Если кто-либо из прощенных, как выяснится, не признался во всех своих прегрешениях или всех известных ему проступках других, и сие упущение вызвано не забывчивостью, а злым умыслом, что может быть доказано свидетелями, из чего станет очевидной ложь при клятве об отречении от заблуждений, то необходимо признать отпущение грехов недействительным и осудить виновных, как неисправимых еретиков.
А также, если кто-либо из прощенных будет хвалиться своим поступком – и это можно будет доказать, – утверждая при этом, что не совершал грехов, в которых сознался, такого следует объявить неисправимым еретиком и притворно обратившимся в христианскую веру, а инквизиторы должны обходиться с ним, как со всяким нераскаявшимся».
«Если кто-либо, будучи разоблаченным и обвиненным в грехе ереси, будет отрицать обвинения и упорствовать в этом вплоть до вынесения приговора, и упомянутое его преступление будет доказано, несмотря на его заявления о приверженности католической вере и о том, что он всегда был и поныне является честным христианином, инквизиторы должны объявить его закоренелым еретиком и вынести соответствующий приговор, отказав ему в прощении и снисхождении, ибо юридически виновность обвиняемого доказана.
В подобных случаях инквизиторам следует поступать осмотрительно и внимательно проверять показания свидетелей, используя перекрестный допрос, собирая информацию об их характерах и выясняя возможные мотивы, по которые они могли ненавидеть арестованного или действовать по злому умыслу».
«Если упомянутое преступление ереси и вероотступничества не доказано с полной неопровержимостью (semiplenamente provado), инквизиторы могут подвергнуть обвиняемого пытке; если под пыткой он признается в своем грехе, ему надлежит подтвердить свое признание в течение ближайших трех дней. Если обвиняемый подтвердит его, он будет судим за ересь; ежели подтверждения не будет и он откажется от признания, преступление не может считаться ни полностью доказанным, ни опровергнутым – поэтому инквизитору следует распорядиться, исходя из презумпции вины подозреваемого, о том, что последнему надлежит публично отречься от своих заблуждений; кроме того,
В этом параграфе нет ничего, что может быть расценено, как отклонение от рекомендаций, изложенных Эймерико в его «Directorium», в чем мы убедимся, когда перейдем непосредственно к ужасной теме пыток.
Ярые сторонники церкви утверждают, что пытки, к которым прибегали инквизиторы, и сама смертная казнь через сожжение не были свойственны исключительно церковным институтам, а являлись обычным для гражданских властей способом казни преступников, и использование их церковью – лишь следование уже признанным методам.
Истина состоит в том, что этот вид казни гражданские трибуналы применяли лишь в отношении тех, кто согрешил против веры. Они вынуждены были следовать булле Сикста IV, которая обязывала их к этому под страхом отлучения от церкви.
Гражданским судам эти процессы доставляли массу неудобств, и впоследствии инквизиторы взяли на себя пытки и допросы по делам, связанным с вопросами веры.
При пытках предписывалось не проливать кровь и не лишать обвиняемого жизни, ибо это противоречило христианским догматам. В противном случае инквизитору, производившему допрос, предъявлялось обвинение в нарушении установленных норм. Тогда ему надлежало получить отпущение грехов из рук кого-нибудь из своих духовных собратьев; и инквизиторы были – ради облегчения для них этой процедуры и освобождения от каких-либо опасений за последствия – наделены правом отпускать грехи друг другу в подобных случаях.
Но даже если мы полностью согласимся с тем, что пытки – включая огонь – были обычным методом той эпохи, который церковь просто переняла как единственно приемлемый, против инквизиторов нужно выдвинуть обвинение в том, что этот метод никоим образом не стал умереннее или мягче в их руках – в руках духовных лиц.
«Следует помнить, что раскрытие имен свидетелей, давших под присягой показания о преступлении еретика, может повлечь за собой великий ущерб и опасность для жизни и собственности упомянутых свидетелей. Как известно, многие свидетели уже были покалечены или убиты еретиками. Поэтому обвиняемых нельзя знакомить с материалами показаний, свидетельствующих против них. Им следует лишь сообщить, в чем их изобличают, причем сделать это надо в таких выражениях, чтобы свидетели не могли быть узнаны.
Но после того, как обвинение подтверждено допросом ряда свидетелей, инквизиторы обязаны обнародовать эти показания, непременно скрывая имена и те обстоятельства, которые могут позволить обвиняемому догадаться, кто давал против него показания. Инквизиторы могут представить обвиняемому выдержки из показаний (соответственно сокращенные), если он потребует.
Если обвиняемый потребует услуг адвоката, его желание надлежит удовлетворить. Адвокат должен дать клятву, что будет честно содействовать обвиняемому, но если в процессе расследования осознает, что истина не на его стороне, он обязан отказаться вести дело и сообщить об этом инквизиторам.
Обвиняемый оплачивает услуги адвоката из собственного состояния; если же он – неимущий, то работа адвоката оплачивается за счет других конфискаций, как того пожелали Их Величества».
Едва ли возможно более вопиющее отклонение от всех законов справедливости, чем то, которое содержалось в параграфах Торквемады относительно свидетельских показаний.
Обвиняемый не мог познакомиться с протоколами выдвинутых против него показаний; ему даже не сообщали всего, в чем он обвиняется, лишая возможности противостоять обвинителям, что, безусловно, говорит о поистине чудовищной несправедливости этого трибунала. Проводя расследование под покровом такой скрытности, какой не знал ни один суд, инквизиторы получали возможность насаждать страх более ужасный, чем возбуждали питаемые человеческим топливом костры их обычных аутодафе.
Торквемада создал этот параграф, исходя из предостережений Эймерико по поводу разглашения имен свидетелей. Но Эймерико не пошел дальше утверждения, что имена следует скрывать в случае, если разглашение повлечет за собой угрозу жизни доносчика. Обвиняемый же, по Эймерико, имеет право читать полную запись показаний свидетеля, даже если может из этого сделать вывод о личности своего обвинителя. Эймерико не поднимал никаких вопросов о сокращении предоставляемого защите экземпляра свидетельских показаний.