Торпеда для фюрера
Шрифт:
— Помню… — согласился полковник Овчаров. — Но также помню, что и достаточного подтверждения этого его геройского подвига приведено не было.
Полковник-контрразведчик отмерил не менее значительную паузу.
— Зачем же вам такой, — раздражённо фыркнул табачным дымом Давид Бероевич, — …недоказанный герой?
— А вот именно потому, что такой… — брезгливо поморщился на дым некурящий начальник Смерша. — От которого, как от чёрта, один дым остаётся. Безо всяких прочих доказательств… Где он у тебя сейчас?
Давид Бероевич задумался. Задумался так основательно,
Но начальник разведотдела не вспоминал, где находится старший (теперь опять)… лейтенант Новик, командир отдельной разведгруппы второго разведотряда его отдела флота. Это он, как раз таки, знал достоверно. Потому и обдумывал сейчас, стоит ли об этом знать и начальнику флотского Смерша. И в конце концов решил, что стоит, потому что…
— Зачем искать чёрта тому, у кого чёрт за плечами… — процитировал Давид Бероевич ведьмака с «Вечеров на хуторе близ Диканьки».
Бабка у грузина Гурджавы, что не так уж и странно для Российской империи, была петербурженка родом из Малороссии.
— Это ты к чему сейчас? — вздохнул Овчаров.
Сей вздох означал примерно такую сентенцию: «Поговорили… Разведчик с контрразведчиком. Ни слова в простоте…»
— Да к тому, что у тебя он сейчас, — неспеша выпустил струю дыма Гурджава. — В Особом отделе сидит.
Несколько секунд Георгий Валентинович смотрел на начальника разведки судачьими глазами самого рыночного выражения: «По рублю». Наконец, подтянул к себе чёрную коробку телефонного аппарата.
— Это старлей Новик А.В.? Вообще-то, не у меня он теперь.
— А у кого?
— Боюсь, что эта новость покажется тебе поганой, — скривившись, проворчал Овчаров, накручивая дырчатый диск набора. — Ты моего мамелюка, следователя Кравченко, хорошо помнишь?
— Вот б… — невольно процедил Гурджава, не донеся до рта папиросу.
— Да, в общем-то, и я такого же мнения, — мельком глянул на него Георгий Валентинович. — За что хоть сидит? Дисциплинарное?..
Тяжело вздохнув, начальник флотской разведки отрицательно покачал головой:
— С этим бы я и сам разобрался…
И на немой вопрос Овчарова неохотно закончил:
— За содействие националистической агентуре фашистов.
Не дожидаясь ответа коммутатора, начальник флотской контрразведки осторожно опустил трубку на рожки аппарата.
— Вы что тут, охренели все?
Хроники «осиного гнезда»
Недавно, чуть меньше года тому назад…
То есть по нормальным меркам недавно, а по военным — бесконечно давно, комплектовал лейтенант А.В. Новик разведывательную группу в осажденном Севастополе. Тогда в Севастополе хватало и оружия, и боеприпасов, и техника тоже оставалась кое-какая. Работали заводы (правда, к тому времени уже всё больше в подземельях) и заходили в бухты боевые корабли. Швартовались и, пока выгружали пополнение, боепитание, медикаменты и прочее, и грузили раненых и эвакуированных, добавляли мощь своего главного калибра к артогню сухопутных батарей.
Теперь же в городе
Но в ночь 19 июня 1942 года пришли ночные хищники…
Выйдя из Ак-Мечети, катера крейсерским ходом пошли на юго-восток. Севастополь обогнули тремя милями мористее; очень приметное место, заметное издалека лучше любого маяка. Даже сейчас, в полночь, прокатывались по невидимым издали линиям обороны огненные шары разрывов, тлели кое-где кострища ночных пожаров, а чуть в стороне, где-то на траверзе мыса Фиолент, с интервалом в пять минут косо втыкались на несколько мгновений в звёздное небо оранжевые факелы: била последняя севастопольская батарея тяжёлых орудий. И вот в свете очередного залпа 15-дюймовок зоркий командир «S-40» Шнейдер-Пангс разглядел силуэты кораблей русского конвоя.
Капитан-лейтенант передал по рации:
— Вижу конвой зюйд-зюйд-ост, две мили шесть кабельтовых. Три эсминца и три сторожевика. Транспорт — примерно пять тысяч.
— Атакуем! — отозвался капитан-лейтенант Тёнигес, командир «S-102».
Заревели дизели, наливаясь мощью. Катера заложили разворот и, стремительно набирая скорость, пошли на сближение. Пенные буруны вздыбились и широко разлетелись чуть позади острых форштевней…
Похоже, именно на них и среагировали на кораблях конвоя. Над едва различимыми на фоне тёмного берега бортами заметались орудийные вспышки, и поперёк курса шнельботов выросли не слишком высокие, но многочисленные пенные снопы разрывов снарядов.
Катера пошли «змейкой», отчаянно кренясь с каждым поворотом; осколки и пули просекали корпуса и рикошетили по броне. С восьми кабельтовых выпустили торпеды и тут же заложили разворот «все вдруг».
Спустя полторы минуты, выпутавшись из гущи близких разрывов, поняли: все пять торпед прошли мимо. Ни одного разрыва. Ещё четыре минуты — и стало ясно: не нашли даже случайную цель и опустились на дно, выработав запас хода. Шнельботы развернулись и снова легли на боевой курс. А русские тем временем поменяли ордер: два «охотника» выдвинулись навстречу атакующим и открыли отчаянный огонь. Ответили им комендоры «S-27» и «S-72», «связали боем», а катер Тёнигеса промчался на полном ходу, обойдя их по дуге, и почти на встречном курсе выпустил последнюю свою торпеду в транспорт.
Мощный взрыв стал сигналом для всех катеров на выход из боя. Не прошло и пяти минут, как, разорвав дистанцию, они на малом ходу отошли ещё на две мили мористее, а потом, разглядев-таки, что транспорт, подсвеченный прожекторами кораблей эскорта, ушёл под воду, направились на базу.
Из радиоперехвата установили, что потоплен был санитарный транспорт «Белосток», с ним на дно ушло почти полтысячи раненых. Ещё 157 человек подобрали тральщик и «морские охотники», — те самые, которые Шнейдер-Пангс принял за эсминцы и сторожевики…