Торпеда мимо ЛЕДОКОЛА

Абэ Камиль

советский Акела промахнулся, Гитлер ударил первым. Этот промах и упорное нежелание признать свои ошибки – очередное преступление сталинского режима против собственного народа;

в приграничных сражениях 1941 г. фактически полностью была погублена кадровая Красная Армия, но вопреки гитлеровским надеждам поднялась дубина народной войны. Именно беспримерная самоотверженность простого советского народа в конечном итоге привела к Великой Победе. Книги В. Суворова – Это гимн простому советскому солдату.

Сама постановка этого вопроса: " Осуждать наших предков не за что" – свидетельствует о насаждаемой в сознание нашего народа чувства собственной неполноценности перед "просвещенным" и "демократическим" Западом. Поясню

подробнее. Во-первых, Народ и Власть – это разные категории. Интересы Народа и интересы Власти часто не совпадают. В благополучном государстве векторы интересов Народа и Власти направлены в одном направлении. В советском обществе все прекрасно чувствовали лживость лозунга: "Народ и Партия" – едины". В 1991 г. это привело к логическому итогу. Во-вторых, известно, что политика – грязное дело. Более того, часто – и кровавое. В-третьих, власти каждого государства при проведении международной политики руководствуются своей стратегической целью. В 1938 г. руководители западных стран (Франции и Англии) заключили позорнейшие договорённости с Гитлером и отдали на растерзание Чехословакию. И что, французский и английский народы мучаются от стыда за мюнхенский сговор? Может быть, горят от стыда щёки венгров и поляков за то, что их государства отхватили в 1938 г. от чехословацкого пирога вместе с Германией? Может быть, англичанам и французам стыдно за "странную войну" 1939-40 г.г., когда Польша была отдана на растерзание. Нет, потому, что это отвечало стратегической цели их государств – стравить в смертельную схватку гитлеровскую Германию и Советский Союз. В конечном итоге это им удалось. Советское руководство готовило Великий Освободительный поход. Это отвечало стратегической цели советского государства. Именно этот момент старательно затушёвывают "классические" советско-российские историки. Потому и предают анафеме В. Суворова. А простому советскому народу стыдиться было нечего. Так и нынешним нашим соотечественникам нечего стыдиться. Если и кто достоин осуждения, то это наши политические и военные вожди, но они значатся спасителями Отечества.

Хотелось бы привести мнение известного журналиста А. Лапина: "Нам пора внятно определиться по отношению к своему прошлому и будущему. Что это значит? Посмотрите, к примеру, на немцев. После краха фашизма они провели денацификацию страны, назвали вещи своими именами и идут дальше, стараясь лишний раз не бередить ещё свежие раны. Уничижительно высказываться о собственном прошлом не принято и у всех других наций. Так или иначе, потомки всегда отделяют зёрна от плевел, И хотя мы этого ещё не сделали, нам придётся пройти тот же путь." А. А. Лапин. Русский вопрос. Воронеж. "Свободная пресса". 2006

Но самое печальное, что "классические" историки и примкнувший к ним А. Исаев и не хотят объективно разобраться в причинах второй мировой войны, планах и намерениях советского политического и военного руководства. Прав журналист А. Лапин, что вся беда в том, что до сих пор мы не определились к своему прошлому. А для этого нужно определить своё отношение к теории и практике РСДРП(б) — ВКП(б) — КПСС, Октябрьскому перевороту (Великой Октябрьской социалистической революции), ленинизму и сталинизму.

Эта глава названа А. Исаевым "О чём говорило выдвижение к границам?". Но автор постарался на этот вопрос не отвечать, стараясь "укусить" В. Суворова (правда, без особого успеха). В чём же старался убедить своих читателей А. Исаев? Если отбросить словесную шелуху, то утверждения А. Исаева сводятся к следующему:

— Отдача Директивы № 1, ушедшей в приграничные округа в 0 час 30 мин 22 июня 1941 г. свидетельствует об осознании И. Сталиным реальной возможности немецкого нападения на СССР. Однако, когда же вождя осенило – ничего не сказано.

— Поступавшая И. Сталину развединформация не позволяла сделать вывод о намерении Германии напасть на СССР. А. Исаев не осознаёт, что это утверждение с предыдущим взаимно противоречат друг другу. На самом деле

ситуация выглядит следующим образом: Центральный момент решения каждой проблемы – получение информации и усвоение её. В Генштаб и И. Сталину в течение 1941 г. поступала всё более и более тревожная информация о концентрации немецких войск, свидетельствующая о намерении Германии напасть на СССР, в то же время сравнительный анализ военного и технического потенциалов показывал, что Германия уступает СССР, к тому же Германия находилась в состоянии войны с Великобританией. Из этого был сделан вывод, что, по крайней мере, в 1941 г. Германия не нападёт на СССР. Учитывая эти обстоятельства, в марте-июне 1941 г. из глубинных округов в приграничные перебрасываются несколько советских армий (77 дивизий), определён срок завершения передислокации – к 10 июля 1941 г. Но, … "немецко-фашистскому командованию буквально в последние две недели перед войной удалось упредить наши войска в завершении развертывания и тем самым создать благоприятные условия для захвата стратегической инициативы в начале войны."

— В начале главы А. Исаев заявил, что объём переброски войск из внутренних округов в приграничные в марте-мае 1941 г. составил … аж 4 (четыре) дивизии – (стр.43). А в конце главы он же непринуждённо рассуждает о 77 дивизиях Резерва Главного Командования (это и есть дивизии внутренних округов, перемещённые в приграничные округа) – (стр.52).

— Сначала А. Исаев заявил, что в июне 1941 г. из глубины приграничных округов поближе к границе было выдвинуто 32 дивизии – (стр.48). Несколькими страницами дальше по ходу повествования тот же А. Исаев, как ни в чём ни бывало, рассуждает о 108 дивизиях первого эшелона армий прикрытия на момент начала войны (стр.51). Учитывая, что изначально поблизости от границы располагалось 56 дивизий, из глубины округов было выдвинуто поближе к границе 76 (а не 32) дивизий.

Официальная советская военная история заняла такую двойственную позицию:

"В канун Великой Отечественной войны перед советской военной теорией не стояло проблемы, какому способу ведения вооруженной борьбы отдать предпочтение: стратегическому наступлению или обороне. Взгляд на наступление как главный способ боевых действий, с помощью которого только и можно добиться победы в вооруженном столкновении, оставался незыблемым. Это положение получило подтверждение в первых операциях и кампаниях мировой войны, в период финляндско-советского военного конфликта.

Своеобразие советской концепции наступления состояло в том, что она исходила из идеи ответного удара по противнику. Эта идея отвечала природе и сущности Советского социалистического государства, кровно заинтересованного в сохранении мира и не собиравшегося нападать на какое-либо государство.

При этом признавалась исключительная важность захвата и удержания стратегической инициативы

с начала военных действий. Однако эту проблему до конца решить не удалось, так как ее требовалось согласовать с идеей ответного удара, которая исходила, в сущности, из того, что в начале войны необходимо прибегнуть к обороне".

История Второй Мировой войны 1939–1945 в двенадцати томах.

Том третий. Воениздат, 1974. стр. 410–411

Но эта двойственность и неопределённость только в головах историков (горе от ума? а может быть: "Чего изволите?"), а на практике политическое и военное руководство не колебалось: 17 сентября 1939 г., не обременяя себя "идеей ответного удара", Красная Армия перешла границу Польши, а 30 ноября 1939 г. открыло военные действия с Финляндией. Так что и в июне 1941 г. советское командование не забивало себе голову этой "идеей". А повод для открытия военных действий был бы найден, как в сентябре или ноябре 1939 г.